Томас быстро собрал со стола документы и вместе с другими пошел к выходу.

— Мне надо уехать, — сказал он Крамне. — У моего сына сотрясение мозга. Надо отвезти его в больницу.

— О боже! — воскликнул Крамне. — И ты все еще приглашаешь нас на ужин?

— Конечно, — ответил Томас и вымученно улыбнулся. На лбу его выступил пот.

— Ты только скажи мне, что, Халениус тоже придет?

— Да, он написал мне на почту, что непременно будет.

— Ладно, — кивнул Пер Крамне и, подойдя вплотную к Томасу, заговорил, понизив голос: — Обычно мы не приглашаем политиков, так как ты же понимаешь…

Томас почувствовал, как у него вспыхнули щеки, когда руководитель отдела договорил до конца.

— Значит, в восемь? Винтервиксвеген, Юрсхольм?

Механизм замка зажужжал, и Томас открыл дверь.

— Винтервиксвеген, — сказал он и опрометью помчался через фойе.

Анника вошла в помещение редакции, и оно снова поразило ее своей сюрреалистичностью. Все было знакомым, но в то же время чужим и странным. Создавалось впечатление, как будто кто-то вытряхнул содержимое из ее сумки, а потом побросал все обратно, но в другом порядке. Она никак не могла оторвать взгляд от стеклянного кубика с ярко-синими занавесками — там, где раньше был ее кабинет, теперь располагалась радиостудия.

«Интересно, в какую Лету канули мои папки, бумаги и ручки?» — подумала она.

Берит, водрузив на нос очки, сидела за компьютером и что-то писала.

— Что-нибудь волнующее? — спросила Анника, усаживаясь на стул Патрика.

— Хочу прочесать все законодательные предложения, ограничивающие неприкосновенность личности, — ответила Берит, не отрывая глаз от монитора. — Волнующее — это, пожалуй, не самое подходящее определение…

Она посмотрела на Аннику поверх очков и улыбнулась.

— Я очень рада, что ты снова здесь.

— Ты не знаешь, куда делись все мои папки, когда разоряли мой кабинет? — спросила Анника и оглянулась на свой бывший кабинет.