ДетективыНайди менястр 251
Светлый фон
Манеры Кирстен – прикосновения к руке, долгие проникновенные взгляды – действуют настолько возбуждающе, что у меня закралось подозрение: а не принял ли я до встречи с ней какое-нибудь из своих «волшебных лекарств»? Да нет, я был чист. Но чары Кирстен оказались настолько действенными, что я почувствовал готовность пересмотреть свое мнение о ее выборе профессии и даже завязать с ней душещипательный разговор сродни тем, что она ведет со своими клиентами. Кирстен планирует переехать на пару лет в Лондон и открыть там свою консультацию на Харли-стрит. Я бы записался к ней на несколько приемов.

Шучу. Я уже вчера объяснил Э.: если бы сеансы психотерапии были настолько хороши, как она утверждает, мы бы не жили в таком большом доме, и вся многомиллиардная индустрия по производству и продаже антидепрессантов осталась бы не у дел.

Шучу. Я уже вчера объяснил Э.: если бы сеансы психотерапии были настолько хороши, как она утверждает, мы бы не жили в таком большом доме, и вся многомиллиардная индустрия по производству и продаже антидепрессантов осталась бы не у дел.

– Как бы вы охарактеризовали свои отношения с женщинами, Мартин? – поинтересовалась Кирстен, предварив свой бесстыдный вопрос таким же странным, прерывистым вдохом, какой она делала перед тем, как заговорить, в беседе по скайпу с Э.

– Как бы вы охарактеризовали свои отношения с женщинами, Мартин? – поинтересовалась Кирстен, предварив свой бесстыдный вопрос таким же странным, прерывистым вдохом, какой она делала перед тем, как заговорить, в беседе по скайпу с Э.

– Это очень личный вопрос.

– Это очень личный вопрос.

– Привычка, простите. Давайте поговорим о погоде. Об этом ведь разговаривают ваши парни с девушками в Англии? Это намного интереснее.

– Привычка, простите. Давайте поговорим о погоде. Об этом ведь разговаривают ваши парни с девушками в Англии? Это намного интереснее.

– Мои родители покинули меня, когда мне было три года, – пробормотал я, отпивая большой глоток из своего бокала.

– Мои родители покинули меня, когда мне было три года, – пробормотал я, отпивая большой глоток из своего бокала.

Не пойму, зачем я ей это сказал и почему я вообще с ней разговаривал. Быть может, это была своеобразная форма защиты нашего национального характера, доказывающая, что мы, англичане, можем обсуждать не только дождь, но и другие темы. Единственным человеком, которому я раньше говорил о родителях, была Э. И разговор о них зашел у нас с ней только раз – во время первого свидания, когда я пытался произвести на Э. благоприятное впечатление и поразить своей эмоциональной открытостью. (Ха!)