Разговор о фильмах начал увядать, когда они услышали треск: по тропе кто-то шел. Все трое повернулись на звук, и Ричи внезапно, но очень остро ощутил, что за спиной у них река. А значит – отступать некуда.

Голоса приближались. Они поднялись. Бен и Ричи инстинктивно выступили чуть вперед, прикрывая Бев.

Кусты у дальнего конца тропы качнулись… и из них появился Билл Денбро. Компанию ему составлял мальчишка, которого Ричи немного знал. Звали его Брэдли Как-его-там, и он ужасно шепелявил. Ричи подумал, что он, наверное, как и Билл, ездил к логопедам в Бангор.

– Большой Билл! – воскликнул он и тут же добавил Голосом Тудлса: – Мы рады видеть вас, мистер Денбро, ма-астер.

Билл посмотрел на них, улыбнулся – и когда он переводил взгляд с Ричи на Бена, на Беверли и, наконец, на Брэдли Как-его-там, Ричи открылась истина. Беверли – одна из них, говорили глаза Билла. Брэдли Как-его-там – нет. Он мог какое-то время побыть здесь сегодня, мог еще прийти в Пустошь… никто не сказал бы ему: «Извини, но прием новых членов в «Клуб неудачников» закрыт, у нас уже есть один с дефектом речи» – но он не мог войти в их команду. Не мог стать одним из них.

И от этой мысли вдруг возник новый, иррациональный страх. На мгновение Ричи ощутил чувство, которое появляется, когда ты неожиданно для себя осознаешь, что заплыл слишком далеко и вода уже захлестывает тебя с головой. То было интуитивное откровение: «Нас во что-то втягивают. Нас нашли и избрали. Все это не случайно. Мы здесь уже все?»

А потом откровение рассыпалось мельтешением мыслей – будто стеклянная панель разбилась о каменный пол. Да и не имело все это никакого значения. Билл уже рядом, Билл обо всем позаботится; Билл не позволит ситуации выйти из-под контроля. Он не только самый высокий из них, но и, несомненно, самый симпатичный. Чтобы это понять, Ричи хватило лишь одного взгляда, искоса брошенного на Бев, – она, не отрываясь, смотрела на Билла, Ричи перевел взгляд на Бена: он, все понимая, печально глядел на лицо Бев. Билл был к тому же еще и самым сильным из них, и не только физически. Крепостью и объемом мышц дело не ограничивалось, но, не зная такого слова, как «харизма», и не понимая в полной мере значения слова «магнетизм», Ричи лишь чувствовал, что сила Билла многогранна и может проявляться по-разному. И если бы Бев влюбилась в Билла, или втюрилась, или как там это называется, Ричи подозревал, что Бен ревновать бы не стал («Но стал бы, – подумал Ричи, – если б она втюрилась в меня»); принял бы это как само собой разумеющееся. Однако этим дело не заканчивалось: Билл был добрым. Глупая, наверное, мысль (Ричи, если на то пошло, так и не думал, он это чувствовал), но из песни слова не выкинешь. Билл, казалось, лучился добротой и силой. Этакий рыцарь из старого кино, банального, но по-прежнему вышибающего слезу по ходу и радостные крики и аплодисменты в конце. Сильный и добрый. Пятью годами позже, после того как воспоминания о случившемся в Дерри во время и до того лета начали быстро таять, Ричи Тозиеру, уже пятнадцатилетнему, придет в голову мысль о том, что Джон Кеннеди напоминает ему Заику Билла.