Брызги крови внезапно выплеснулись из сливного отверстия, запачкали раковину, зеркало, обои с лягушками на листьях кувшинок. Беверли закричала, резко и пронзительно. Попятилась от раковины, наткнулась спиной на дверь, отлетела вперед, нащупала ручку. Распахнула дверь, вбежала в гостиную, где ее отец уже поднимался из кресла.

– И что, черт возьми, у тебя стряслось? – спросил он, сдвинув брови. Этот вечер они коротали вдвоем – мать Бев работала с трех до одиннадцати в «Гринс фарм», лучшем ресторане Дерри.

– Ванная! – взвизгнула она. – Ванная, папа, в ванной…

– Кто-то подглядывал за тобой, Беверли? Да? – Его рука выстрелила вперед, и он схватил ее за предплечье, сжал так сильно, что пальцы впились в кожу. На лице отражалась озабоченность, но озабоченность хищника, которая скорее пугала, чем успокаивала.

– Нет… раковина… в раковине… там… там… – Она разразилась истерическими слезами, прежде чем успела сказать что-то еще. Сердце колотилось в груди так сильно, что Бев испугалась, как бы оно не задушило ее.

Эл Марш оттолкнул ее в сторону и с видом «господи-ну-что-еще» прошел в ванную. Пробыл он там так долго, что Беверли снова испугалась.

– Беверли! – наконец рявкнул он. – Иди сюда, девочка!

Вопрос, идти или не идти, не возникал. Если б они стояли на краю высокого обрыва и он велел бы ей шагнуть вперед (прямо сейчас, девочка), инстинктивная покорность заставила бы ее сделать этот шаг, прежде чем здравомыслие успело бы вмешаться.

Дверь в ванную Бев нашла открытой. За ней и стоял ее отец, крупный мужчина, который уже начал терять темно-рыжие волосы, доставшиеся ей по наследству. По-прежнему в серых штанах и рубашке – больничной униформе (он работал уборщиком в Городской больнице Дерри), Эл сурово смотрел на Беверли. Он не пил, не курил, не бегал за женщинами. «Все женщины, которые мне нужны, у меня дома», – время от времени говорил он, и какая-то особенная, тайная улыбка мелькала на его лице – не освещала его, скорее наоборот. Улыбка эта напоминала тень от облака, которая быстро бежит по каменистому полю. – Они заботятся обо мне, а я, когда это необходимо, забочусь о них.

– А теперь скажи мне, что, черт побери, означает вся эта глупость? – спросил он, когда Бев вошла в ванную.

Бев казалось, что горло у нее выложено каменными плитами. Сердце колотилось в груди. Она боялась, что ее сейчас вырвет. По зеркалу длинными каплями стекала кровь. Капли крови темнели на патроне и на лампочке. Она чувствовала запах испаряющейся от тепла крови. Кровь бежала по наружным обводам раковины, толстыми каплями падала на линолеум.