«Мистер, эта, хочу задать тебе глупый вопрос. Ты – негр?»

«Совершенно верно», – отвечаю я.

«Commen ça va! – говорит он на французском долины Сент-Джона, который звучит почти так же, как канжунский [179] диалект. – Я, того, знал, что ты негр! Слушай! Однажды видел одного в книге! С такими же…» – Он не знал, как выразить свою мысль словами, поэтому протягивает руку и похлопывает мне по рту.

«Большими губами», – говорю я.

«Да-да! – восклицает он и смеется, как ребенок. – Бальшими гупами! Epais lèvres! Бальшие гупы! Я, того, хочу угостить тебя пивом».

«Так угощай», – отвечаю я, потому что не хочу его сердить.

Он рассмеялся, хлопнул меня по спине так, что я едва не пропахал носом пол, и протолкался к обитой толстыми досками барной стойке, у которой толпились примерно семьдесят мужчин и, может, пятнадцать женщин.

«Мне нужно два пива до того, как я разнесу этот сарай! – кричит он бармену, здоровенному бугаю со сломанным носом, которого звали Ромео Дюпре. – Одно мне и одно l’homme avec les épais lèvres [180]».

И они все расхохотались, причем добродушно, без всякой злобы, Майки.

Он получает пиво, дает мне кружку и спрашивает: «Как твое имя? Не хочу, эта, называть тебя Бальшие Гупы. Не звучит хорошо».

«Уильям Хэнлон», – говорю я.

«Что ж, за тебя, Уильюм Энлон», – поднимает он кружку.

«Нет, за тебя, – возражаю я. – Ты – первый белый, который угостил меня выпивкой».

И это правда.

Мы выпиваем это пиво, а потом еще по кружке, и он спрашивает: «Ты действительно негр? Потому что, за исключением épais гуп, по мне, ты выглядишь белым человеком с коричневой кожей».

Тут мой отец начинает смеяться, и я присоединяюсь к нему. Он так смеялся, что у него заболел живот, и он зажал его руками, поморщился, глаза закатились, он закусил нижнюю губу.

– Позвать медсестру, папа? – встревожился я.

– Нет… нет. Сейчас оклемаюсь. Хуже всего, Майки, что в таком состоянии ты не можешь даже смеяться. Что и так случается чертовски редко.

Он на пару секунд замолчал, и теперь я понимаю, что тот случай был единственным, когда в наших разговорах мы почти подошли к тому, что его убивало. Может, было бы лучше – лучше для нас обоих, – если б мы больше говорили об этом.

Он отпил воды из стакана и продолжил: