— Твой маленький приятель.

— Твой маленький брат.

— Брат наполовину, — отозвалась она.

— Брат-чурка, — произнес он.

Она вздрогнула, прищурилась и сделала шаг назад, пытаясь понять, откуда он взял это слово. Потом сказала:

— Я не знала, что ты расист.

— Я слышал, как ты сказала это, Симона. — Голос Хака изменился, стал глубже, напряженнее. Фокс уловил это.

— Похоже, он что-то замыслил. Если он на нее нападет, мы слишком далеко, чтобы его остановить.

Никто ему не ответил.

— Ты выслеживал меня, — бросила Симона Вандер.

— Выслеживал.

Она засмеялась над этим бесстыдным признанием.

— Я трахалась с тобой четыре раза, и ты так и не оправился от этого.

— Пять.

— Четыре. Неудачник. Первый раз был игрой. Чтобы назвать это трахом, ты должен был засунуть, прежде чем спустить. — Она расхохоталась еще громче. Последние ноты ее жестокого смеха потонули в шипении набежавшей волны. Она подошла ближе к мужчине. — Ты — озабоченный неудачник и дурак, Хак.

— Знаю.

Его спокойное согласие разозлило ее; взгляд стал острым, словно скальпель. Она остановилась, слегка погрузившись ногами в песок, сделала шаг в сторону, ища более твердую почву. Пакет в ее руке качнулся сильнее.

— Ты думаешь, если признаешь, что ты неудачник, то сможешь избавиться от этого? Что, этой фигне тебя научили на реабилитации?

Хак не ответил.

— Ты — неудачник, умственно отсталый, озабоченный никчемный тупица. Так что не думай, будто можешь играть со мной, Трэвис. Я здесь только потому, что мне жалко тебя, понял? И прикинь, что ты сделаешь, как только получишь мои денежки?