Сейчас нужно как можно лучше использовать оставшееся время. Нужно как можно лучше подготовиться к схватке, которой вот-вот закончится процесс, который запустили они с Ким.

Гурни начал беспорядочно перебирать бумаги на столе, читая все: от отчетов о происшествиях до записей Ким о встречах с родственниками убитых, от фэбээровского профиля преступника до полного текста “Декларации о намерениях”.

Он прочитал все, что было. Причем так внимательно, словно читал их впервые. То и дело он поглядывал в окно на тропу, а заодно вставал и подходил к другим окнам. С этими перерывами чтение заняло более двух часов. Потом он перечитал все материалы еще раз.

Когда он закончил, солнце уже село. Он устал и от чтения, и от долгого сидения за столом, поэтому встал, потянулся, достал “беретту” из кобуры на лодыжке и вышел на улицу. Был тот час вечера, когда безоблачное небо из голубого становится серым. Со стороны бобрового пруда донесся громкий всплеск. Потом еще один. И еще. Потом настала полная тишина.

Вместе с тишиной пришла тревога. Гурни медленно обошел вокруг хижины. Все казалось таким же, как и в прошлый раз, разве что “хаммера” возле стола на улице уже не было. Он снова вошел в хижину и закрыл дверь – закрыл, но не запер.

За те три-четыре минуты, пока он выходил, заметно стемнело. Он снова сел за стол, положил “беретту” так, чтобы легко до нее дотянуться, и отыскал в груде бумаг свой список вопросов о деле Доброго Пастыря. Его внимание привлек тот же вопрос, о котором ему говорили Баллард в Саспарилье и Хардвик по телефону: какие мотивы могли быть у Джими Брюстера, чтобы убить не только своего отца, но и остальных пятерых человек.

У Хардвика была гипотеза, что отца Джими мог убить из ненависти к нему и к его потребительскому образу жизни, символом которого был “мерседес”. А остальных пятерых он мог убить, потому что у них были такие же машины, а значит, они сами были такими же, как отец. Иными словами, в деле, возможно, была главная жертва, а были второстепенные.

Но какой бы соблазнительной ни казалась на первый взгляд эта версия, она плохо сочеталась с тем, что Гурни знал об убийцах-психопатах. Обычно они убивали или непосредственный объект своей ненависти, или несколько других, напоминающих его. Но никогда не делали и того и другого. Так что схема с главной и второстепенной жертвой не совсем…

Или работала?

А если…

А что, если у убийцы был только один объект ненависти? Он хотел убить одного человека. Но убил еще пятерых – не потому, что они напоминали ему его главную жертву, а потому, что они напомнили бы ее полиции?