Мы находим такси, и сотрудник аэропорта помогает мне усадить Тони на заднем сиденье. Я даю ему на чай целых двадцать евро – в надежде, что он не ляпнет водителю лишнего. Уж слишком подозрительно поглядывал на меня этот парень с момента встречи у трапа.

– Ревалер-штрассе, пожалуйста, – говорю я таксисту, когда он отходит. – Через Потсдамскую площадь, Кройцберг…

– Стадтринг? – уточняет водитель, глядя на меня в зеркало заднего вида.

Я тоже села на заднее сиденье, рядом с Тони. Он то приходит в себя, то снова отключается, не понимая, где мы и куда едем.

– Найн, – отвечаю я таксисту. Мне просто хочется проехаться не по кольцу, а по тем городским районам, где мы когда-то так классно зависали с Флер! Мне необходимо оставаться сосредоточенной, не сбиваться с ритма и не забывать, с какой целью я сюда прилетела. А еще мне нужно списаться с Люком.

Через двадцать минут мы уже проезжаем мимо Бундестага с его стеклянным куполом, а затем и мимо зоопарка, оставляя слева Бранденбургские ворота. Мы были здесь однажды с Флер – вскоре после нашего знакомства. Я считала важным осмотреть все исторические достопримечательности Берлина и ходила повсюду с широко раскрытыми глазами – как настоящая туристка. Но потом Флер познакомила меня с другой жизнью этого города – если и не более интересной, то уж точно не скучной.

Я тогда выселилась из хостела возле центрального вокзала и переехала в квартиру Флер в районе Фридрихсхайн, которую она снимала за скромную плату. Я была уже на последнем курсе, а Флер училась на искусствоведа. Так, во всяком случае, она мне сказала. Но я не помню, чтобы видела ее за учебниками или конспектами. Хотя, возможно, я просто не обращала на такие «мелочи» внимания. Я восторгалась Флер, желала во всем походить на нее. Я сделала себе такую же прическу – короткую стрижку со снятыми висками и затылком и очень маленькой челкой. И мы обе одевались во все черное, с ног до головы. Мы даже подбирали себе одинаковые поясные сумочки и ожерелья. Флер сводила меня в техно-клуб «Трезор», по-нашему «Сейф», и «Клуб визионеров» в Кройцберге и показала мне достопримечательности бывшего восточного Берлина – Музей Штази в районе Лихтенберг и фрагмент берлинской стены со знаменитым граффити Дмитрия Врубеля, изображающим «братский поцелуй» Хоннекера и Брежнева.

Пройти сквозь заслон вышибал в легендарный «Бергхайн» я смогла только с шестой попытки. Этот техно-клуб потряс меня по нескольким причинам. Мне было всего восемнадцать. И я никогда прежде не видела обнаженных парней, занимавшихся сексом прямо на танцплощадке, и не водила дружбы с такой отвязной девчонкой, как Флер, которая только игриво улыбнулась мне, когда к ней подошли незнакомцы (или незнакомки?) в коже с заклепками и с масками на лицах и стали лизать ей уши. Теперь, оглядываясь назад в свое прошлое, я понимаю: мы обе бунтовали против нашего воспитания. Флер поссорилась со своими предками, а я незадолго до этого стала свидетельницей ужасного и грязного конца «счастливого» брака своих родителей. Моя мать вернулась в Индию, а отец попытался утопить свою печаль в ирландском виски.