«Какой ужас», – подумала Констанс.

– Прошло какое-то время, прежде чем меня спасли из этого ада. Там был такой кошмар, что я пытался убить себя из пистолета, оставленного там специально, чтобы предложить вечный «покой» тому, кто застрял внутри. – Он помолчал. – Пуля попала мне в висок, но калибр был маловат, и она вышла через глаз. Моя жизнь была под угрозой. Но я выжил. Однако потом, после, все стало… другим. На какое-то время меня отослали из дома. Краски исчезли из моего мира, мне остались только монохромные оттенки серого. Мой сон был – и остается – неизлечимо нарушенным. Когда я вернулся, я стал другим. Я изменился до неузнаваемости.

Он подошел к следующему экспонату. Констанс последовала за ним. Внутри она увидела крохотный крестик в темных пятнах, похожих на засохшую кровь. Надпись внизу гласила: «ИНЦИТАТУС».

– У меня случались эти странные позывы, которых я не понимал. Однако я их ничуть не боялся. Время от времени я… подчинялся им. Но по мере приближения зрелости одно желание стало преобладать над всеми другими: устранение, умерщвление и полная гибель моего брата Алоизия, который стал причиной ужаса, завладевшего мной.

Диоген прошел без остановки мимо нескольких витрин, показывая то на одну экспозицию, то на другую. Констанс видела вещи, которых не понимала: власяница из какого-то органического вещества, петля палача, нечто похожее на густой куст ядовитого сумаха, плотно свернутый с помощью рыболовной лески.

– Поначалу мои попытки отомстить брату носили бессистемный, хаотичный характер. Но по мере того как я становился старше, у меня начал формироваться план. На его осуществление ушли годы, даже десятилетия. Он требовал всего моего времени и внимания. Он требовал создания и любовного выращивания нескольких различных личностей. Например, личности куратора Нью-Йоркского музея Хьюго Мензиса.

Они прошли вдоль одной стены и, развернувшись, прошагали до середины второй. Диоген остановился у витрины со стенками ртутного цвета, в которой лежал старинный штык.

– Этим оружием был убит агент Майкл Деккер, близкий друг Алоизия. Оно не настоящее, как ты понимаешь, – настоящий штык хранится где-то среди других вещдоков, – но точная копия.

Он перешел к следующей витрине, в которой находились экземпляр журнала «Музеология», музейный пропуск, забрызганный кровью, и садовый нож.

– Марго Грин, – пояснил Диоген.

В следующей витрине было выставлено рукописное письмо на нескольких страницах, подписанное: «А. Пендлтон». Рядом находилась дорогая, судя по виду, женская сумочка.

– Виола Маскелене, – произнес Диоген тем же странным, пустым голосом. – Это дело кончилось плохо.