– Жизнь, как шоу, продолжается, согласны мы с ней или нет. Если мы перестанем жить, прекратим праздновать наше существование перед лицом смерти или трагедии, то можно сразу ложиться в могилу.

Меня осенила мысль.

– Чья была идея вставить в сегодняшнее представление номер с камерой пыток… ваша, Гудини или капитана?

– Назовем это взаимным согласием. – Лев зарычал, и Мефистофель испуганно отпрянул от клетки. Он разгладил жилет. – Что вы выяснили о смерти миссис Прескотт?

Что любой, включая его, мог поместить ее в тот сундук. Я вздрогнула: две женщины, запертые в сундуке и в аквариуме. И тот, и другой кошмарные могилы.

– Мы проведем вскрытие утром. Ее муж пожелал проститься с ней ночью.

– Но вы уверены, что определите причину смерти? – настаивал он.

Я кивнула, не готовая признать, что мы уже выяснили: скорее всего ее задушили.

– Интересно, – произнес он.

– На самом деле это не так интересно или сложно, если достаточно практиковался.

– Некоторые назвали бы то, что вы делаете, невозможным. Только подумайте. Вы берете тело, разрезаете его и читаете оставленные улики. Для непосвященных звучит невозможно. Читать мертвых? С первого взгляда определить причину смерти, установив, какой орган функционировал неправильно? – Он ходил кругами, заложив руки за спину. – Однако вам приходится пачкать руки, не так ли? Когда совершаешь то, что другие считают невозможным – независимо от места действия или обстоятельств, – руки обязательно испачкаются.

Я неловко шагнула назад, чуть не споткнувшись около клетки с тигром. В словах Мефистофеля мне послышалось признание, от которого встали дыбом волоски на руках. Я ничего не знала об этом молодом человеке, кроме его способности вводить в заблуждение.

Сердце грохотало в груди. Неужели все это время Мефистофель использовал меня в качестве ширмы? Эти полуночные встречи предназначались для того, чтобы отвлечь Томаса: заставить его поверить, что между нами происходит что-то тайное, чтобы он не заметил другие темные делишки. Томас мне доверяет, но он всего лишь человек, как бы ни отрицал это. И на его чувствах можно играть, как на чувствах любого другого человека. Как и предупреждала Лиза.

Я тоже была ослеплена Мефистофелем. Я делала то, что он говорил, потому что хотела всеми силами помочь кузине. Он сразу же это понял. Фокусники учатся находить цели в толпе, а Мефистофель один из лучших.

Он наблюдал за мной из теней, за его спиной по клетке кружил лев. Было в Мефистофеле что-то темное и коварное, как будто сытый кот решал, стоит ли убивать мышь. Или оставить ее на другой день, когда он действительно проголодается. И я не могла определить, чего ему хочется больше и что сильнее будоражит меня. Наверное, внутри я такая же испорченная, как он.