Все совпадало: каждый раз у Брюссена либо был выходной, либо преступления совершались ночью, а утренние часы на следующий день у него оказывались свободными.
– В среду, когда мы приезжали сюда с моим коллегой, Брюссен поздно ушел с работы? У него не было ночного дежурства?
Тут Малюмону даже не понадобилось сверяться со своими записями:
– Дежурства не было. И по-моему, он ушел рано, вскоре после вас.
Назвать все это совпадениями уже никак было нельзя.
– Сегодня он в клинике? – спросила Лудивина.
Малюмон понял, к чему она клонит, и его лицо напряглось, вертикальные морщины на щеках обозначились отчетливее.
– Да. Но если вы хотите сейчас с ним встретиться, это, на мой взгляд, не лучшая идея. Брюссен умный человек и очень наблюдательный, он сразу…
– Я знаю, – перебила Лудивина.
Однако в глубине души она вдруг загорелась желанием немедленно оказаться лицом к лицу с Брюссеном. Здесь полно людей – сбежать ему не дадут, а она вооружена и настроена крайне решительно. Возможно, с ее стороны это будет глупо и безответственно, но даже если Лудивина не чувствовала себя в нормальной физической форме, она сомневалась, что ее желание схватить убийцу – результат латентного воздействия коктейля из наркотиков, которые еще плавали где-то в ее кровеносной системе. Нет, это не запоздалое последствие отравления. Это стремление сделать последний рывок на пути к цели.
Ей не терпелось увидеть, какое лицо будет у Брюссена, когда он поймет, что попался. Что для него все кончено.
И что известие о приговоре принесла ему именно она.
Лудивина вдохнула полной грудью – кровь понесла к мозгу огромную дозу кислорода.
Она приняла решение.
53
53
Дурное предчувствие – неприятная штука. Как будто стоишь, пытаясь удержать равновесие, в лодке, которую раскачивают ледяные волны, и хочешь добраться до берега, но видишь при этом, как шторм набирает силу.
Сеньону и так было несладко в его утлом суденышке, а ветер все крепчал и гнал его в открытое море.