– Беньямин говорит, что она прячет в комнате ноутбук, – сказал он Буссе. – Прочти все мейлы до единого и посмотри, что у нее на уме. Как знать, возможно, мы наконец поймали «крота»… Мобильный телефон тоже проверь. – Он махнул рукой. – Уведите ее. Я не желаю больше видеть ее лживое лицо. – В последний раз устремил на нее взгляд. – Тебе никогда отсюда не выбраться. Просто чтобы ты знала.

* * *

Когда они выводили ее, София чувствовала себя опустошенной и онемевшей. «Возможно, это и есть апатия, – подумала она. – Или самое худшее будет потом…»

Но только после ужина, когда София вместе с Симоном пробегала мимо в нелепой черной кепке и увидела, как из усадьбы выносят их с Беньямином двуспальную кровать, у нее заболело сердце и под веками защипало от подступивших слез. Стоял дикий холод; леденящий северный ветер проникал под одежду пробирая до мозга костей. Сверху из окон усадьбы, на них смотрели теплые огни.

Их с Симоном определили в маленькую каморку в конюшне. Спать предстояло в спальных мешках на соломенном полу. Им притащили маленький обогреватель, но особой разницы не чувствовалось, поскольку ветер проникал во все дыры и щели сарая.

Мыться им следовало под чуть теплой водой, в подвальном душе, настолько заполненном грязью, плесенью и паутиной, что, когда Софии пришлось им пользоваться, находясь в карантине, она одной рукой зажимала нос, а второй мылась.

В их рабочие обязанности входило: убирать снег, выгребать навоз и ходить за свиньями. Буссе запланировал для них еще кое-какие другие, практически невыполнимые задания, типа: отдраить все туалеты своими зубными щетками и натереть вручную деревянные полы во всех зданиях, причем в то время, когда гости не смогут их увидеть. Кроме того, передвигаться им следовало исключительно бегом. Никаких разговоров или переглядываний с остальным персоналом. Допустив промах, они должны были три раза обежать вокруг усадьбы. В их графике значилось восемнадцать часов работы и шесть часов на сон.

София на несколько секунд остановилась, чтобы перевести дух. Воздух был таким студеным, что заболело в легких. В морозной темноте впереди показался двор, холодный и пустынный. Она подумала, что может отказаться. Просто сказать: «Нет, я не буду этого делать, не пробегу больше ни шагу, не стану спать в хлеву и выполнять вашу грязную работу». Но они все равно ее не выпустят. Правда, теперь София не знала, хочется ли ей всего лишь выбраться отсюда. Ей хотелось еще кое-чего другого. Отомстить. Она ненавидела Беньямина до боли глубоко в груди, и мысль, что ему это сойдет с рук и он будет продолжать вести бессмысленную жизнь, так, словно ничего не произошло, казалась невыносимой. В голове у нее возникла другая идея…