– Вы слышали, что он сказал. Анна Катрина попала сюда на основании судебного предписания. При этом он утверждает, что она была здесь добровольно и покинула клинику по собственному желанию. Где логика? Если она попала сюда по постановлению суда, то не могла просто так уйти, разве нет?
Слова Веллера возымели действие. Хорст Тарту снова поднял брови и посмотрел на доктора Шнеебергера, надеясь, что у него готов логичный ответ. Но доктор лишь махнул рукой, словно больше не хотел тратить время на таких дураков.
Сильвия Хоппе резко заявила:
– Анна Катрина разбила внизу окно и выбралась наружу.
Веллер благодарно кивнул ей и продолжил:
– Почему один из ваших сотрудников пришел сюда со сломанной рукой? Откуда царапины у вас на лице?
Шнеебергер оборонительно поднял руки.
– Вы не представляете, что происходит в закрытом отделении… Наша работа – не сахар.
– Именно это закрытое отделение мы и собираемся осмотреть, – ответил Веллер.
Хорст Тарту метался, не зная, какую выбрать сторону. Он снова почувствовал себя маленьким мальчиком, которому каждый раз приходилось выбирать между разведенными родителями – они постоянно спорили и обращались к третейскому судье по любому, самому незначительному вопросу. Он ненавидел такие ситуации.
– А документы на выписку есть? – спросил Хорст Тарту. – Можно взглянуть?
Доктор Шнеебергер посмотрел на него и открыл рот.
Готово, подумал Веллер. Вот ты и попался.
* * *
Анна Катрина бежала без носка на одной ноге, в серой льняной одежде, которую ей выдали в клинике Фройда-Адлера. Нашивку с именем «
Справа под ребрами осколки порвали одежду и расцарапали кожу. Ранка была незначительной, но кровила и болела.
У Анны Катрины не было денег. Мобильного. И, самое худшее, она не знала, кому доверять. Даже если у нее появится возможность позвонить, следует рассчитывать, что мобильный Франка Веллера прослушивают, потому что все ожидают – в первую очередь она попытается связаться с мужем или сыном. На работу звонить точно не стоит.
Все вокруг казалось удивительно пестрым. Нужно было как-то сориентироваться, но в таком виде она вряд ли могла спросить у кого-нибудь: