Светлый фон

– Охотно! – крикнул папа из ванной, перекрывая своим глубоким баритоном жужжание электробритвы. – Два, пожалуйста, вкрутую. Они мне сегодня понадобятся.

Из кухни до меня донесся мамин смех. В любое другое летнее утро эта домашняя суета вызвала бы у меня раздражение, я бы натянула одеяло на голову и продолжила спать. Но сегодня я впервые была рада шуму, разбудившему меня. Я выпрыгнула из кровати, натянула джинсы и футболку и спустилась вниз. Мамусик стояла в кухне и насыпала кофе в кофемашину.

– Бонджорно, кара[1]. Ты что так рано?

Она улыбнулась мне. В лучах утреннего солнца ее черные волосы соперничали блеском с карими глазами. У каждого человека своя собственная палитра, у моей мамы – удивительные золотисто-карие глаза. Ее родители родом с Сицилии, и моя бабушка всегда говорила: итальянки – самые гордые и самые красивые женщины в мире. Не знаю, относится ли это ко всем итальянкам, но к моей маме точно.

Мамусик мне только кивнула:

– Еще злишься из-за вчерашнего?

– Из-за вчерашнего?

Я покачала головой. В то мгновение я была слишком рада избавлению от своего кошмара, чтобы думать о том, что случилось вчера.

– Нет, уже не злюсь.

Мама улыбнулась:

– Я рада, кара миа. Давай лучше забудем нашу ссору.

– Конечно, – сказала я и попыталась восстановить в памяти события предыдущего дня, но мне это не удалось. – Я слишком бурно реагировала или что?

– Ты унаследовала бабушкин темперамент. Учись с ним жить.

– Так оно и есть, – сказал папа, входя за мной в кухню.

Он склонился ко мне и чмокнул в щеку. Он пах лосьоном для бритья. На бутылочке было написано «Кристальная свежесть». Этот запах вызывал у меня мысли не о кристаллах, а о цвете слоновой кости. Это был цвет моего отца.

– Если ты унаследовала внешность от мамы, а темперамент от бабушки, то что же тебе досталось от меня?

– Второе имя твоей матери, – ответила я, стирая запах цвета слоновой кости со щеки.

Каждый раз, глядя на него, я спрашивала себя, почему выросла только до метра шестидесяти двух сантиметров и выглядела в своей семье карлицей. Папа был высоким стройным мужчиной с широкими скулами и глубоко посаженными голубыми глазами. Он провел пальцами по своим мокрым каштановым волосам и взглянул на меня испытующе:

– Не понимаю, что тебе не нравится.

– Ну, пойми же, папа. Какой девочке захочется, чтобы ее звали Доротея?