Светлый фон
Чтобы подбодрить тебя, я принес конфеты, такие же, как те, что тебе дарил Келлер. Странное сочетание — шоколад с перцем. Сахар вреден, от него толстеют, хотя тебя не беспокоят лишние килограммы, ты себе вбила в голову, будто полнота чувственна, но предупреждаю тебя, что к сорока годам это попросту обернется тучностью. Сейчас лишние килограммы тебе идут. Ты очень красивая. Не удивляюсь, что мужчины теряют голову из-за тебя, Индиана; однако красота — не дар, как в волшебных сказках, она — проклятие, вспомни миф о Елене Троянской, из-за которой развязалась между греками жестокая война. Почти всегда проклятие оборачивается против самой красавицы, как это было с Мэрилин Монро, самим воплощением женственности: она впала в депрессию, пристрастилась к наркотикам, умерла, всеми покинутая, и труп ее обнаружили только через три дня. Я об этом многое знаю, роковые женщины меня чаруют и отталкивают, влекут и устрашают, как рептилии. Ты так привыкла привлекать внимание, быть обожаемой, желанной, что даже и не замечаешь страданий, причиняемых тобой. Такие кокетки, как ты, разгуливают по миру, провоцируя, соблазняя, мучая людей, без малейшего чувства ответственности или чести. Нет ничего ужаснее отвергнутой любви, это я тебе говорю по собственному опыту: жестокая пытка, медленная смерть. Подумай, к примеру, о Гэри Брунсвике, этом добром человеке, который предлагал тебе бескорыстное чувство, или о Райане Миллере, которого ты отринула, как негодный хлам, что уж говорить об Алане Келлере, который умер из-за тебя. Это неправильно. Ты должна поплатиться за это, Индиана. В эти дни я внимательно изучал тебя, сначала твой характер, но больше всего — тело, теперь я знаю его во всех подробностях, от шрама на ягодице до складок вульвы. Я даже родинки все пересчитал.

 

Ли Гэлеспи провел в доме Константе два года, пока во время медицинского осмотра на теле мальчика не обнаружили ожоги от сигарет. Хотя Гэлеспи и отказывался говорить, откуда они взялись, Анжелика Ларсон заключила, что с помощью такого воспитательного метода супруги Константе отучали мальчика мочиться в постель, и забрала ребенка, но ей не удалось добиться того, чтобы эту чету лишили лицензии. Чуть позже Гэлеспи отправили на год в «Бойз Кэмп» в Аризоне. Анжелика Ларсон умоляла судью Рэйчел Розен пересмотреть решение: эта колония с полувоенной дисциплиной, известная жестокостью нравов, менее всего подходила для такого ранимого и забитого ребенка, как Гэлеспи, но Розен к ее доводам осталась глуха.

Видя, что редкие письма, какие она получала от мальчика, были подвергнуты цензуре, слова и фразы вычеркнуты черным фломастером, сотрудница социальной службы решила поехать в Аризону и навестить его. В «Бойз Кэмп» посещения не допускались, но ей удалось получить разрешение от суда. Ли выглядел бледным, худым, отрешенным; руки и ноги его были покрыты ссадинами и порезами, что, по мнению надзирателя, бывшего солдата по имени Эд Стейтон, было в порядке вещей: мальчики занимаются спортом на свежем воздухе, а кроме того, Ли дерется с товарищами, которые его не любят за то, что он — ябеда и плакса, настоящая девчонка. «Но не будь я Эд Стейтон, если не сделаю из него мужчину», — заявил надзиратель. Анжелика потребовала, чтобы ее оставили наедине с Ли, но так и не смогла ничего от него добиться, на все вопросы мальчик отвечал как автомат, что у него нет жалоб. Она расспросила школьную медсестру, толстую противную тетку, от которой узнала, что Гэлеспи объявлял голодовку, не он первый откалывал такие номера, но моментально пошел на попятный, уразумев, как это противно, когда тебя кормят силой, через трубку, вставленную в горло. В своем отчете Ларсон написала, что Ли Гэлеспи находится в плачевном состоянии, «похож на зомби», и рекомендовала немедленно перевести его из «Бойз Кэмп». Рэйчел Розен снова не вняла ее просьбе, тогда Анжелика лично от себя написала жалобу на Эда Стейтона, которая тоже ничему не послужила. Ли Гэлеспи полностью отбыл свое наказание: год в аду.