– Мы всё решим утром, Кейси. А сейчас нам обеим нужно поспать.

– Пожалуй, ты права, Мик. Ладно, поеду-ка я домой…

Но с места Кейси не двигается. Я тоже сижу как приклеенная.

– Ты не против, если я переночую у тебя?

* * *

Выключаю свет. Мы ложимся рядом, в одну постель. Тишина и чувство неловкости.

– Мики, – внезапно зовет сестра.

Вздрагиваю. Слишком поспешно произношу:

– Что? Что?

– Спасибо за Томаса. Ты так хорошо о нем заботишься… Никогда я тебя не благодарила. Теперь вот благодарю.

– Ничего. Обращайся.

– Забавно это.

– Что?

– Ты меня всю дорогу ищешь – а я всю дорогу прячусь.

Выдерживаю паузу.

– По-твоему, «забавно» – подходящее слово?

Кейси дышит глубоко и ровно – заснула уже…

Шестнадцать лет минуло с тех пор, как мы в последний раз лежали в одной постели. Шестнадцать лет – половина прожитого нами. Вижу нас маленьких. Мы убаюкиваем друг друга историями (обычно вычитанными) или просто глядим в потолок, на лампочку (как правило, перегоревшую). Под нами – резкий бабушкин голос. Жалобы по телефону, злобное бормотание – этот выродок то, этот выродок сё. «Погладь меня по спине», – просила Кейси. Я гладила – и возвращалась память о маминой ладони между моих лопаток. Наверное, я пыталась внушить Кейси уверенность: она нужна, она – самая лучшая. Самой себе я казалась сосудом с маминой любовью, которая есть иммунитет к многочисленным жизненным трудностям. Так мы и засыпали, связанные мамой посмертно. Над нами – плоская толевая крыша, что почти не держит тепло. Над крышей – небо в огнях Филадельфии. А что над огнями – откуда нам было знать?

* * *

Просыпаюсь от солнечного света. От телефонного трезвона.