Казалось, только Томас не увяз в этом медленном болоте: с нечеловеческой скоростью он обогнул стол и схватил письмо прежде, чем доктор протянул его мне. Я была благодарна ему за понимание. Мне понадобилось мгновение, чтобы собраться с духом. Тело, записка – у меня зазвенело в ушах. К счастью, это длилось всего одну секунду, и вряд ли это кто-то заметил бы, кроме моего очень наблюдательного бывшего жениха.
Он подождал, пока я соберу эмоции в кулак, и подошел, чтобы мы смогли прочитать письмо вместе. Почерк был знакомым – он не раз преследовал меня в снах. Это писал не мой брат. Это Джек-потрошитель.
Я молча уставилась на записку. Я ожидала безграмотности и еще одной цитаты из Мильтона. В Лондоне казалось, что это излюбленная манера Джека. Не знаю, что меня больше встревожило – то, что он цитирует «Ромео и Джульетту», или то, что он пишет кровью. Боже, на что он намекает? Я посмотрела на Томаса. Он был смертельно бледен. Клянусь, еще бледнее, чем тело мисс Джаспер, полностью обескровленное.
Не понимая, какую реакцию произвело письмо, или не обращая на это внимания, доктор Розен задвинул ящик на место, убрав изуродованный труп с наших глаз.
– Эта записка была у нее под корсетом. Мы обнаружили ее, только когда принесли покойную сюда. – Он помолчал, похоже, раздумывая, говорить ли дальше. – На самом деле записка была приколота к ее телу вместе с розой.
Томас казался поглощенным запиской и, без сомнения, вспоминал издевательские послания, которые получала полиция прошлой осенью. Но при этих словах доктора он встрепенулся.
– Где?
В его резком тоне не было ни вежливости, ни пустого любопытства. Я раньше никогда не слышала от него такой требовательности. Да, в ходе наших расследований он мог быть надменным и несносным, но в нем всегда сквозило легкомыслие, которого сейчас не было и следа. Он сейчас говорил точно как темный принц.