Таким образом, все дело было в цвете его кожи. Вернее, не только его, а вообще, ведь белому в Гарлеме приходилось так же несладко, как и ему самому — за его пределами.

И хотя Джонни Лейн понимал, что для него есть только один разумный выход, это было не для него. А выход этот, единственный и правильный, состоял в том, чтобы самому явиться к копам и все рассказать. Собственно, у него вообще не было другого выхода, кроме как доказать им, что он не имеет ничего общего с убийством Луиса.

Да, это было бы правильнее всего. Но Джонни еще не забыл того, что услышал от тех двух копов, которые пытались арестовать его на скамейке в парке у Золотых ворот: "Какого черта, чего ты тратишь время, споря с этим черножопым?!" Может быть, тот, что сказал, и ничего такого не имел в виду. Может быть, этот коп просто принадлежал к числу тех белых, которые автоматически называли всех негров ниггерами или черномазыми… в силу привычки или от недостатка воспитания. Скорее всего, так оно и было. Вполне возможно, человек вовсе не имел в виду ничего дурного… так сказать, сорвалось с языка, так что ж тут поделаешь? А вероятнее всего, он просто хотел поскорее покончить с этим неприятным делом, вернуться домой, выпить чашечку горячего кофе или… да какое, на хрен, кому дело, чего он там хотел?!

Слово вылетело и ударило, как пуля — пуля, предназначенная именно для него, срикошетила глубоко внутри, сотрясая все его тело, которое ответило одним безмолвным криком — беги!

И он побежал. И убегал до сих пор.

И сейчас, стоя на крыше, глядя вниз на родной Гарлем, который он знал и любил, ненавидел и презирал, слыша доносившиеся до него знакомые звуки большого города, звуки, чуть приглушенные рано наступившей зимой, наслаждаясь теплом, совсем необычным в это время года, он вдруг замер. Странная мысль пришла ему в голову, и Джонни оцепенел. Брови его поползли вверх, неопределенная улыбка тронула губы.

И в этом не было ничего удивительного. Джонни Лейн вдруг ясно понял, что всю свою жизнь он убегал.

* * *

Бар на Седьмой авеню стоял как раз возле церкви. Сидя за стойкой бара и с удовольствием прихлебывая виски, Хенк Сэндс слушал, как за стеной распевают псалмы.

Он задумчиво уставился в стакан, почти на треть заполненный густой, янтарного цвета жидкостью, и, подняв его к глазам, слегка взболтал. Потом сделал небольшой глоток, и удовлетворенный вздох вырвался у него из груди. Глаза сразу заблестели, и Хенк с удовольствием облизал губы. Он чувствовал, как виски огненной струйкой потекло в желудок, и ему сразу стало жарко. Господи, подумал он, как же мне хотелось выпить!