Я дергаю дверную ручку и распахиваю дверь.

– Иди! – шепчу я. – Ты должна идти домой, Эмма.

Почему-то голос кажется таким громким в сумерках. Эмма оборачивается. Ее рот открыт, а глаза печальны. Я едва могу разглядеть ее черты в свете уличных фонарей, но все равно вижу ее, чувствую. Левый ботинок смотрит в сторону дома, а правый направлен ко мне, словно она готова побежать обратно.

Я замираю, вытащив одну ногу из машины. Мы обе застыли, не зная, что предпринять. Я снова шепчу: «Иди», но она медлит, и во мне нарастает паника – ведь из-за угла может выскочить машина и сбить Эмму.

– Иди, Эмма! Уходи с улицы.

«Вернись. Пожалуйста, не уходи. Мы как-нибудь выкарабкаемся. Только вернись ко мне».

Эмма щурится и начинает возвращаться к действительности. Взгляд проясняется, меняется поза. Она переминается с ноги на ногу и дергает руками, как будто стряхивает воду после купания. Медленно и едва заметно уголки губ приподнимаются – всего на пару миллиметров, и она делает несколько шагов, сначала маленьких, а потом больших. Влево. Вправо. Вправо. Влево. Туда-сюда.

Платье колышется в лунном свете, волосы взлетают над плечами, мелькают пополневшие белые бедра. Эмма пускается бежать.

Ко мне. От меня.

Снова ко мне?

Домой.

Эми

Эми

сейчас

Звонит ее сотовый телефон. Эми давно уже не звонит никто, кроме Ронни. Может, появились новости по делу? Она смотрит на входящий номер – он не определился, – но все равно отвечает. Говорит: «Алло», однако в горле лишь что-то булькает. Она отключает звук, а потом снова включает и заставляет себя заговорить.

– Кто это?

Она уже устала от оскорблений, издевательств и клеветы. Ей хочется только одного – исчезнуть и начать новую жизнь на пепелище этой.

Раздается шуршание, а потом голос, негромкий, но уверенный, и Эми падает на колени. Все, в чем она была так уверена, уносится прочь, как воздушный змей, подхваченный торнадо. Она слышит радостный детский голосок, звуки и слоги, перемежаемые смехом.

Ее дочь жива.