В ожидании, когда закипит вода и разогреется соус, Дрю включил телевизор. Он думал, что на экране будет только «снег», но появилось синее поле с надписью: «ПОДКЛЮЧЕНИЕ ДАЙРЕК-ТВ». Он сомневался, что подключение состоится, но оставил телевизор в покое. Пусть делает свое дело. При условии, что он вообще что-то делает.

Дрю рылся в ящиках буфета, и тут у него за спиной раздался громкий голос Лестера Холта. От неожиданности он вскрикнул и уронил дуршлаг, который только что нашел. Обернувшись к экрану, он увидел знакомую студию вечернего выпуска новостей Эн-би-си. Картинка была ясной и четкой. Лестер рассказывал о последних несуразностях Трампа и как раз передавал слово Чаку Тодду для разбора грязных подробностей, когда Дрю схватил пульт и вырубил телевизор. Приятно знать, что телевещание исправно работает, но у него не было никакого желания засорять себе мозг Трампом, налогами и терроризмом.

Он сварил целую пачку спагетти и съел почти все, мысленно представляя, как Люси грозит ему пальцем и говорит – в который раз – о растущем брюшке. Так же мысленно Дрю напомнил ей, что не обедал. Он вымыл посуду, размышляя о маме-лосихе и самоубийстве. Можно ли их использовать для «Биттер-Ривер»? Лосиху, наверное, нет. Самоубийство – может быть.

Все-таки Франзен был в чем-то прав, когда говорил о времени, предшествующем началу работы над большим романом. Это и вправду хорошее время, потому что все, что ты видишь и слышишь, можно так или иначе использовать в книге. Все податливо и послушно. В уме можно выстроить целый город, не раз перестроить его и сровнять с землей – пока принимаешь душ, бреешься или сидишь в туалете. Но когда начинаешь писать, все меняется. Каждая написанная тобой сцена, каждое написанное слово хоть немного, но ограничивает дальнейшие возможности. И постепенно ты превращаешься в корову, бредущую по узкому коридору без ответвлений, бредущую прямо к…

– Нет, все не так, – произнес он вслух и снова вздрогнул при звуке собственного голоса. – Совсем не так.

10

В лесной глуши темнеет быстро. Дрю зажег в нижней комнате все лампы (всего их было четыре, и все, как на подбор, с совершенно кошмарными абажурами) и взялся за автоответчик. Он дважды прослушал старое папино сообщение. У него был замечательный папа, который ни разу в жизни не накричал на своих сыновей и не поднял на них руку (ором и рукоприкладством у них в семье занималась исключительно мама). Ему не хотелось стирать папино сообщение, это казалось неправильным, но он не нашел запасной кассеты для автоответчика, а просьба Люси не оставила ему выбора. Его собственный текст вышел кратким и по существу: «Это Дрю. Оставьте, пожалуйста, сообщение».