Светлый фон

Тони побледнел и заморгал, когда его мозг зафиксировал смысл моих слов. Неожиданно он ринулся ко мне через всю комнату. Я закрыла лицо и грудь руками, защищаясь от удара, и Тони с размаха прижал меня к холодильнику. Ухватил меня за горло, его пальцы сдавили мою гортань. Я пыталась вдохнуть – как пыталась Джанин, когда я ударила ее молотком по горлу. В тот момент она боялась меня, а вот я ничуть не боялась Тони. Говорят, можно причинять боль только тому, кого любишь: значит, он, видимо, по-прежнему питает чувства ко мне. Я не сопротивлялась.

– Продолжай, – хриплым голосом выдавила я. – Убей меня, пока дочери наверху. Ты знаешь, что сделала со мной система сиротского попечения – и с ними будет то же самое.

Я чувствовала на своей щеке горячее дыхание, но что бы муж ни хотел сделать со мной, он не мог заставить себя. Его удовлетворение от мысли о моей смерти было не так велико, как его любовь к дочерям.

Я сжала зубы; сердце неистово колотилось. Тони отпустил меня и отступил назад, пока я ощупывала шею и приходила в себя.

– Итак, – небрежным тоном продолжила я, – стейк и картошка тебя устроят? Есть пакет перечного соуса.

Он вернулся обратно на стул и сгорбился – побежденный…

Позже я решила дать Тони пару недель, прежде чем предложить, что в его интересах переехать из свободной комнаты в нашу спальню. Но хотя теперь мы спали рядом, ближе не стали.

В следующие два месяца я делала все возможное, дабы сделать нас настоящей, образцовой семьей. К счастью, Элис не выросла настолько, чтобы понять, что же за человек ее мать на самом деле, и как будто не замечала враждебности, которую проявляла по отношению ко мне Эффи. Я чувствовала злость старшей из-за того, что та не в силах рассказать правду отцу или сестре, не утопив при этом себя. Точно так же Тони никому не мог признаться в том, что в слепой ярости убил человека. Я была хранительницей их тайн. У меня было множество своих секретов – включая то местечко на игровом поле за домом, где зарыт герметичный пищевой контейнер с телефоном Джонни, перчатками Тони и кроссовками – теми, что были на мне, когда я убила Джанин. Я надеялась, что это все никогда мне не понадобится, однако подстраховаться никогда не вредно.

В поисках новой нормальной жизни я объявила воскресенье «семейным днем». По утрам мы навещали Генри, потом ехали в пригородный паб, чтобы пообедать ростбифом и йоркширским пудингом. Вернувшись домой, до вечера валялись на диванах и смотрели фильмы на DVD.

Сначала мне было совершенно неважно, что только мы с Элис получаем наслаждение от такого времяпрепровождения, но постепенно это начало доставать меня. Муж по-прежнему был не похож на прежнего Тони, которого я любила. Королевская прокурорская служба все еще решала, выдвигать ли какие-нибудь обвинения против него, что действовало ему на нервы. Он больше не работал сверхурочно, не ходил в спортзал, а когда по вечерам возвращался с работы, почти не выпускал девочек из поля зрения. Как будто боялся, что, если не будет присматривать за ними, что-то – или кто-то – может повлиять на них неприемлемым образом.