— Да, пожалуй, стоит взять. Что ты сказал, папа? Что имеет отношение к средневековой застройке Эйнара?
— То, что он собирается поместить нас всех в средневековой деревушке.
— Нельзя требовать, чтобы египтолог, который никогда не бросал свой взгляд по эту сторону от рождества Христова, понимал бы разницу между средневековьем и восемнадцатым веком, — сказал Эйнар. — Но я действительно обнаружил это местечко в связи с той работой, которой я сейчас занимаюсь. И я влюбился в него с первого взгляда. А когда выяснилось, что Кристер тоже знает этот хутор и даже был лично знаком с его владельцем…
Он не договорил, но пауза тут же была заполнена.
— Итак, все уже решено. Понятно, — вздохнул папа.
Камилла пробормотала задумчиво:
— Я никогда не думала, что даже заброшенный хутор в нашем организованном обществе имеет своего владельца. Какао. Керосин. Спички… Много спичек.
Но я успела заметить, что Эйе и Кристер многозначительно переглянулись, словно посылая друг другу какое-то таинственное предупреждение. Я подозрительно посмотрела на них. Лицо Кристера Вика было спокойным и ничего не выражало, а мой дорогой муж покраснел и начал несколько возбужденно расписывать преимущества хутора.
— … и прежде всего, дети смогут побыть на природе. Разумеется, нам очень нравится наша новая квартира в центре города, и Карлавеген — замечательная улица, но ведь там ребенка нельзя отпускать погулять без присмотра.
Он очень хорошо знал, что это единственный аргумент, на который любящему дедушке нечего будет возразить, и таким образом предотвратил на время всякие возражения с этой стороны.
— А как чудесно было бы, — заметила я мечтательно, — оказаться в таком месте, которое находится на расстоянии многих миль от ближайшей библиотеки, и где не будет электрического света для ночных занятий.
Папин высокий лоб печально нахмурился при мысли о такой неутешительной перспективе, однако его гордость за меня и мою диссертацию о Фридерике Бремер, которую я этой весной наконец-то собралась защитить, взяла верх и он тихо кивнул:
— Да уж, отдых нам всем не повредит. А то Камилла так похудела в своей Метрополитен-Опера, что я просто опасаюсь за нее.
Камилла Мартин стала всеобщей любимицей с того самого дня, как Кристер представил ее нам, но папа питал к ней особую слабость. Теперь они лукаво улыбнулись друг другу, и Камилла лениво потянулась.
— Я радуюсь, как ребенок, когда думаю о предстоящем отдыхе. Дома в Швеции, вместе с вами со всеми, далеко в лесу, где нет никакой телефонной связи с внешним миром и особенно с комиссией по расследованию убийств…