Ночью ни тот ни другой не могли заснуть, но наутро они не пошли в колледж и немного вздремнули. Настало 30 апреля; после захода солнца должен был начаться шабаш, вызывавший такой панический страх у всех без исключения местных жителей старшего поколения. Мазуревич вернулся домой ровно в шесть; по его словам, рабочие на фабрике передавали, что Вальпургиева оргия должна состояться в овраге за пригорком Медоу-Тилль, там, где посреди небольшой площадки, на которой почему-то не растет ни единой травинки, стоит древний Белый камень. Некоторые даже обращались в полицию и советовали именно в том месте и искать пропавшего Ладислаша Волейко, но никто не верил, что полицейские хоть пальцем шевельнут. Джо настойчиво уговаривал бедного молодого джентльмена надеть на шею крестик; чтобы успокоить доброго малого, Джилмен так и сделал, спрятав маленькое распятие под рубашкой.

Поздно вечером оба молодых человека дремали в креслах, убаюканные молитвами суеверного простака с первого этажа. Борясь со сном, Джилмен ни на секунду не переставал вслушиваться в тишину, так как, сам того не желая, надеялся все же, что его неестественно тонкий слух поможет разобрать за привычными скрипами старого дома другие звуки, едва различимые и такие пугающие. С каким-то болезненным чувством он дал волю воспоминаниям о прочитанном «Некрономиконе» и «Черной книге» и вдруг поймал себя на том, что тихонько раскачивается на месте в такт тем гнусным ритмам, что, говорят, сопровождают самые отвратительные обряды шабаша и происходят оттуда, где время и пространство не существуют.

Неожиданно он понял, к чему так внимательно прислушивается, – к сатанинским гимнам мерзкого празднества в далекой черной долине. Откуда он так хорошо знал, что произойдет дальше? Откуда могло быть ему известно, в какую именно минуту Нахав и ее прислужник должны внести вслед петуху и черной жабе наполненную кровью чашу? Джилмен увидел, что Илвуд заснул, но тщетно пытался разбудить своего товарища окриком: какая-то неведомая сила не давала ему раскрыть рот. Он был не властен более над самим собой. Неужели он все-таки расписался в книге Черного человека?

Потом слабое дуновение ветра донесло какие-то новые слабые звуки, доступные лишь его воспаленному нечеловеческому слуху. Над дальними дорогами, полями и холмами летели эти звуки, преодолевая многие мили, но Джилмен сразу узнал их. То разжигали костры, и танцоры становились в круг. Как не отправиться туда?.. Но что же за сила завладела им? Увлечение математикой, древние предания – старуха Кеция – Бурый Дженкин… И тут он увидел, что в стене, недалеко от его кушетки, появилось новое отверстие. И гимны, доносившиеся издалека, и молитвы Джо Мазуревича на первом этаже перекрывал теперь другой звук: кто-то мерзко и настырно скребся за дощатой стеной. Лишь бы не погасла электрическая лампочка, успел подумать Джилмен. В эту минуту из отверстия в стене показалась зубастая бородатая мордочка (то была жуткая, издевательская копия лица старухи Кеции, понял наконец юноша), и тут же кто-то чуть слышно, неуверенно толкнулся в дверь.