– Нет и не было никогда никакого божества и никакого ритуала, сука, – обнаженный Клавдий Мамонтов выпрямился во весь свой высокий рост, лезвие было между его пальцев. – Ты сама все выдумала, сумасшедшая тварь, запугав, загипнотизировав больных отчаявшихся людей. А за что ты Павлову убила? Задушила косынкой, как твой свихнувшийся дружок Малофеев?

Она окинула его долгим взглядом из-под опущенных тяжелых век. Тоже голая и великолепная, гордая своим уродством – выпирающим животом, тяжелым задом, обвислыми грудями, этакая новоявленная Венера Палеолита из плоти и крови, горгона Медуза, оценивающая героя, явившегося сразиться с ней в ее логове.

– Он никогда не был моим другом, и ты это знаешь, красавец. Ты хочешь оскорбить, уязвить меня своим презрением. А я любуюсь тобой и представляю момент, как ты сейчас захлебнешься кровью, когда твой шеф и напарник зарежет тебя. Напоследок удовлетворю твое любопытство. Я не собиралась убивать эту дуру. Она сама виновата – оказалась слишком любопытной и наблюдательной. Когда мы пришли в ваш дом впервые, я хотела изучить вас получше, потому что от моего детектива, которого вы раскрыли так быстро, я получила лишь самую общую информацию, а она… Павлова углядела в холле его фотографии. – Мачеха мертвых указала на Макара. – Она узнала его на свою погибель. Позвонила мне, затрещала, как сорока: «Надо же, оказывается, мы за пожертвованиями пришли в дом того полицейского, что вместе с другими нас допрашивал на перекрестке. Подумать только, как богато живут эти полицейские, такой у него дом»… А потом она вдруг вспомнила: «Это ты, Нина, решила их вызвать, мы могли просто оттуда уйти, и никто бы не узнал, а ты настояла, и это ты сказала мне, что в петле Серафима из монастыря, я-то сразу поняла, – это не она, но ты отчего-то все настаивала, убеждала меня и полицейских… странно все как-то»… Вот за это самое «странно» я ее и придушила. Чтобы она не вздумала спутать мне карты, когда наступит решающий момент. В общем-то даже не я ее убила, это ОНА – Великая Мать смела ее, словно соринку со своего пути.

Мачеха мертвых умолкла. Опять властно вскинула руку вверх, а зажигалку поднесла к самым волосам сидевшей к ним спиной Августы.

– Пора, – объявила она громко. – На колени, красавец. А то полковник не дотянется до твоего горла.

Клавдий Мамонтов шагнул к Гущину и опустился на колени.

Лезвие было у него в руке. Но пальцы Мачехи мертвых с горящей зажигалкой находились в сантиметре от волос Августы, пропитанных горючим дезинфектором.