Он резко обернулся, когда я поставил ногу на издавший жалобный скрип пол из плохо пригнанных между собой досок с облезшей кое-где краской. Подошёл ближе, присев на корточки перед ним, чтобы наши глаза встретились.

— Ваня, за тобой приехали, — тихо, но внятно проговорил я. — Твои новые родители. Они тебя ждут.

— Я не хочу ехать, Сергей Алексаныч, — очень медленно, растягивая каждое слово, ответил он.

— Почему? Ты же хотел, чтобы у тебя появились родители, дом.

— Не хочу… к ним.

Мне показалось, в его голосе послышались слезы. Я понимал, малышу грустно покидать место, где он провёл большую часть своей жизни, но, казалось, проблема состоит вовсе не в этом. Я попытался его обнять, успокоить, он вдруг прижался ко мне и прошептал:

— Я боюсь, они меня на органы… разберут.

Эта фраза в устах десятилетнего ребёнка звучала так дико, что я отстранил его, взглянул прямо в его не по-детски серьёзные глаза, чтобы оценить, насколько реально он осознавал то, что говорил.

— Ванечка, ну что ты за глупости говоришь?! Ты будешь писать мне, а я прослежу, чтобы тебе было хорошо. Обещаю.

— А если я перестану писать? — сдавленно, почти одними губами, пробормотал он.

Только я открыл рот, чтобы ответить и осёкся. Действительно, что я смогу сделать, если с мальчиком что-то случиться? Брошусь в комиссию по международному усыновлению, чтобы проверить? Поеду в Англию, чтобы узнать, как обращаются с русским ребёнком? Передёрнулся от мысли, представив адвоката Астахова, который занимался усыновлением иностранцами наших детей. Этот лощёный сноб мне никогда не нравился, с тех пор, как он вёл юридическую передачу на телевидении.

— Хорошо, Ваня, давай сделаем так. Если ты точно решил не ехать, я сейчас вернусь к Инессе Владимировне, и скажу, что тебя не нашёл. Эти люди уедут, или найдут другого мальчика.

Он совсем не обрадовался моим словам, обвил меня за шею, прижался и горячо прошептал в ухо:

— Вас накажут за это?

— Это не имеет значения, Ваня! — в сердцах бросил я, совершенно не хотелось спекулировать честностью мальчика.

Он тяжело, с всхлипом задышал всей грудью, как будто хотел заплакать, но потом успокоился. Выпрямившись, как взрослый человек, принявший серьёзное решение, протянул мне ручку и твердо проговорил:

— Хорошо, я поеду с ними.

Мы спустились во двор. Ваня держал меня за руку, но шёл с гордо поднятой головой. Мы зашли в его комнату, прихватив вещи. Он сам надел рюкзачок со смешным зайцем, а я взял чемодан. Я ожидал, что мальчуган расплачется, но он был на удивление спокоен.

Перед дверью в директорский кабинет, Ваня замер и спустя пару минут сунул мне в руки кролика. Я непонимающе повертел игрушку в руках.