— Привет, Чип, бродяга! — заорал он. — Ты ещё не поел?! Нас в редакции ждут! Сэм сказал, чтобы я тебя привёз!
Кто этот обормот, твою мать? И почему он называет меня каким-то странным прозвищем? С громким скрипом отставив стул, он плюхнулся за стол. Схватил со стола кусочек тоста, который я только что хотел съесть, и стал намазывать джемом. Очень толстым слоем, зачерпывая столовым ножом из вазочки.
— Ты чего, забыл меня? — невнятно пробормотал он с набитым ртом.
— Да, забыл. У меня после удара током началась амнезия. Понятно? Ты ведь в тюрьму не приходил ко мне? Так? Ну, тогда расскажи о себе. Кто такой «чип»? Это из мультика что ли прозвище? Чип и Дейл?
Чего я несу? Этот диснеевский сериал был снят гораздо позже!
— Какого мультика? — захлопал глазами парень. — Чип — это уменьшительное от Кристофер. Так тебя с детства все звали. А меня зовут Хэнк. Генри Нельсон. Фотограф в газете, где ты работал. «Новое время».
Теперь ясно, почему этот парень так смахивал на свободного художника. Все профи-фотографы с придурью.
— Хорошо, я понял, э…э…э…
— Хэнк!
— Да, Хэнк. Сейчас доем.
С явным неодобрением я посмотрел на остаток тоста, который парень так неаккуратно держал в руках, что джем с него капал на скатерть в красивых розочках.
— Ладно, — буркнул он, запихав последний кусок в рот. — В машине тебя подожду. Только ты это, все равно быстрей. «Проныра Сэм» не любит, когда опаздывают.
Хэнк поджидал меня, нетерпеливо барабаня по рулю красного кабриолета, напоминающего глазастую надувную лодку, украшенную спереди блестящим хромом. В глазах светилось озлобленное выражение хорька, который страстно желает укусить за задницу неповоротливого медведя, но знает, что ему не поздоровится и тот размажет его одним ударом. Июльское солнце, высушив небо до состояния светло-голубой кисеи, жарило вовсю, я подумал, что зря вырядился в костюм и галстук.
Мимо проносились лупоглазые машины округлых форм, словно они были из резины. Мода на автомобили размером с крейсер резких прямых линий «космического» дизайна в Америке наступит после запуска первого спутника в конце 50-х. Улица, засаженная редкими деревьями, просматривалась почти до горизонта. Я ещё раз поразился тому, что ни один дом не был огорожен двухметровым глухим бетонным забором или деревянным частоколом внушительных размеров, как это бывает в российских коттеджных посёлках. Только низкий изящный заборчик для проформы.
Рядом с нашим домом, в палисаднике молодая мамаша в домашнем платье и косынке возилась с ребёнком. На другой стороне улицы, в шезлонге, закрыв физиономию журналом, никого не стесняясь, храпела дама немаленьких размеров. Ни огорода, ни мало-мальских клумб. Аккуратно подстриженная травка и деревья.