Ванесса хохотала. Ее омерзительный смех был похож на громыхание костей в металлической коробке.

Вагон еще полз, не быстрее пятнадцати миль в час.

Лукас закрыл глаза и подумал: «Ты, сука, я готов пожертвовать собственной жизнью ради людей, которых я люблю, так что давай, убей меня убей убей убей меня ПРЯМО СЕЙЧАС!!!»

Следующий удар лишил его зрения.

Он ударился лицом об пол. В голове вспыхнул фейерверк, воздух загустел. Свет померк. Лукас стал падать в бесконечную угольно-черную пропасть.

Свет погас.

И не стало ничего.

* * *

Он очнулся в кромешной тьме.

Сколько времени он был без сознания? Минуту? Час? Мгновение? А вагон? Он еще движется? Лукас потерял всякое чувство направления, как сломанный гироскоп. Не понимал, где верх, а где низ. Со всех сторон его окружала непроглядная холодная тьма, запах могилы, и еще чего-то — непонятного, пугающего. Лукас попробовал пошевелиться. Ноги, казалось, были намертво скованы льдом, руки — тяжелые как свинец. Где-то в темноте совсем рядом он чувствовал чье-то присутствие, но никак не мог распознать, чье именно.

Ему почудилось какое-то движение. Инстинкт самосохранения заставил вглядеться во тьму. Глаза невыносимо болели и слезились, и ему никак не удавалось сфокусировать взгляд. Внезапно сверху на него упал слабый луч света, посеребривший его парализованное уродливое тело. Свет был не дневной, но и не искусственный. Лунный свет. Ее огромный желтый диск во всем блеске полнолуния медленно появился в большой дыре с рваными краями на потолке.

С трудом ворочая шеей, Лукас огляделся.

Он был в сарае. Над ним старые деревянные балки сходились в остроугольный конек крыши. Углы сарая были густо оплетены паутиной и покрыты многолетней пылью. В воздухе стоял характерный запах гниющего дерева и заброшенной конюшни. Повсюду валялись сломанные колеса от повозок и телег, рваная лошадиная упряжь, кузнечные инструменты, подковы. Угол, где лежал Лукас, был завален заплесневелым сеном.

Опять что-то зашевелилось позади. Ухо Лукаса уловило еле слышное затрудненное дыхание. Выгнув шею, он оглянулся через плечо, вглядываясь в тени за спиной.

Внезапно из темноты возникла худая рука и обвилась вокруг шеи.

— Томасссс!

Кривые когти впились в ключицу. Будто на шею надели железные колодки. Теперь голос Ванессы изменился. Он стал выше, пронзительнее.

— Ты предал меня!

Он с трудом перевел дыхание. Из темноты возникло страшное лицо старухи, слабо освещенное лунным светом. Мертвенно-бледным, словно снятое молоко. Волосы потемнели и стали гуще, глаза сверкали молодым блеском. Даже одеяние ее изменилось — теперь она была в нарядном платье из яркого набивного ситца.