– А кто-нибудь из парней тут тебе нравится? – ему хотелось, чтобы она ответила “нет”, и сначала ее ответ удовлетворил его.

– Тут? Ты шутишь? Во-первых, я не очень люблю молодых, они слишком неопытны, а от здешних к тому же вечно воняет навозом. Но, по-моему, Белый Медведь ничего.

Белым Медведем звали за белизну волос сына арденского полицейского – высокого крепкого парня, который уже несколько раз появлялся на ферме Апдалей, строя глазки Алисон. Он славился, как хулиган, но из школы его, насколько знал мальчик, ни разу не выгоняли.

– Он тоже думает, что ты ничего. Видишь, даже такой олух, как Белый Медведь, это заметил.

– Ладно, ты же знаешь, что я люблю только тебя, – но это было сказано так небрежно, что выглядело лишенным смысла.

– Благодарю за честь, – он подумал, что это неплохо звучит. Так мог бы выразиться ее учитель рисования.

Дуэйн на кухне начал кричать, но они, как и их матери на крыльце, проигнорировали это.

– Что ты говорила про зиму? Что дело к зиме?

Она дотронулась пальцем до его носа, отчего он вспыхнул:

– Месяц назад в этот день был самый длинный день в году. Теперь дни уменьшаются, мой милый. Как тебе тетя Ринн? По-моему, в ней есть что-то жуткое.

– Да, – сказал он. – Она странная. Она мне сказала кое-что про тебя, пока мама рассматривала ее травы.

Алисон напряглась, как будто знала, что слова старухи должны быть нелестными:

– И что же она сказала? Наслушалась, наверно, мою мать.

– Она сказала... сказала, чтобы я остерегался тебя. Что ты – моя ловушка. Сказала, что ты была бы моей ловушкой, даже если бы мы не были родственниками, но раз мы родственники, это еще опаснее. Я не хотел говорить тебе это.

– Ловушка, —проговорила Алисон. – Что ж, может и так. Для меня это даже приятно.

– Знаешь, для меня тоже.

Она засмеялась, то ли соглашаясь с этим, то ли нет, и снова стала глядеть на небо, полное звезд.

– Скучно, – пожаловалась она. – Давай отпразднуем чем-нибудь поворот к зиме.

– Тут всегда скучно.