– Городская полиция не расследует убийство, вызывают нас, – сказал Ян. – Обычно приезжают следователи, спецы. Но в тот раз не было, только один патрульный. Вскоре незнакомый спец, собирал улики.

– Тоже рослый?

Ян задумался:

– Кажется… Я не глядел. Я не его изучал, место преступления. У тебя так же?

– Примерно.

– Спец меня злил. Я хотел осмотреть тщательно, а он торопил: скорее, пожалуйста, не возись. Наверное, хочет закончить до наплыва туристов, подумал я.

Ян умолк и сфотографировал золотистый «феррари» с российскими номерами.

– Ленка не одобрит, – сказал Джейкоб.

– Она слишком злопамятная. Я говорю, то время прошло.

– Для нее – нет.

– Потому что тогда она не жила. Я говорю: хватит злиться, будь практичной. Так же самое с полицией. Ребята, которые работали… Ты знаешь, что такое Эс-Тэ-Бэ?

Джейкоб покачал головой.

– Статни бэспэчност. Чехословацкая госбезопасность. После революции многие ушли. Да, там были гады, конечно. Но кое-кому мы сказали: оставайся. У них опыт, знания.

– И как тебе с ними работается?

Ян пожал плечами:

– Полицейский – рука закона. Раньше были плохие законы, поэтому… – Он изобразил оплеуху. – Теперь хорошие. Все в порядке. Вот, пришли.

По зернистой черно-белой фотографии путеводителя Джейкоб узнал очертания Староновой синагоги. В жизни ее нижняя половина была пергаментного цвета, а верхняя выложена из бурого ноздреватого кирпича, отчего казалось, будто на стене запеклись кровавые потеки оранжевой черепицы. Десять ступеней вели вниз, в мощеный двор с водостоком; в стене виднелась железная дверь. Служебный вход.

Неподалеку от него стояли мусорные баки. Мутное окно-розетка позволяло оценить толщину мощных стен.

Железные перекладины вели к деревянной дверце на высоте третьего этажа.

Всё в следах густой копоти, здание просело, но словно парило над землей, теряя четкость очертаний.