И тут я выстрелил.

Когда доктор Бриллер объявил, что мне осталось жить только четыре месяца, я, разумеется, заволновался.

— Вы уверены, что не перепутали рентгеновские снимки? Такое, я слышал, случается.

— Боюсь, что нет, мистер Тернер.

Я задал ему еще один вопрос.

— Лабораторные анализы. Может быть, мое имя случайно приписали к другим …

Он медленно покачал головой.

— Я все тщательно перепроверил. Я всегда так поступаю в подобных случаях. Любая ошибка может повлиять на мою профессиональную репутацию, вы же понимаете.

День клонился к вечеру, и солнце выглядело усталым.

Я подумал: если придет мое время умирать, уж лучше, чтобы это было утром. Определенно, утром умирать веселее.

— В случаях, подобно вашему, — продолжил Бриллер, — перед врачом встает дилемма. Сказать пациенту правду или нет? Я всегда ее говорю моим больным. Это предоставляет им возможность устроить свои дела, повеселиться, так сказать.

— Он подвинул к себе блокнот. — Кроме того, я пишу книгу. Как вы намерены распорядиться оставшимся у вас временем?

— По правде сказать, не знаю. Я только начал об этом думать минуту назад.

— Конечно, конечно. Не стоит слишком торопиться. Но, когда вы придете к определенному выводу, дайте мне знать. Хорошо? Я пишу о том, что делают люди, когда они знают, что обречены.

Он отодвинул блокнот в сторону.

— Приходите на осмотр раз в две или три недели. Таким образом мы проследим за процессом вашего умирания.

Бриллер проводил меня до двери.

— Я уже описал двадцать две истории летальных исходов, — сказал он, очевидно, с оптимизмом смотря в будущее. — Книга может иметь большой успех, не так ли?

Я всегда жил непритязательно. Без особого ума, но непритязательно.