Мы с моим побеждённым противником мирно болтаем. Тема — помню, как сейчас — наши отцы. Оба, как выяснилось, заядлые бадминтонисты. Его отец был всеиндийским серебряным призёром, а мой, в течение одного удачного сезона, чемпионом британских вооружённых сил в Сингапуре. И вот, пока мы проводим эти забавные сравнения, я вижу, как наш администратор и бухгалтер Элис, родившаяся на Карибах, берёт курс на меня. С ней очень высокий молодой человек, чьё лицо я ещё не вполне могу различить. Шестидесятилетняя Элис — чудаковатая осанистая особа, слегка задыхается. Мы с ней два самых старых члена клуба; я как игрок, она как главная опора. Как бы далеко меня ни заносила судьба, мы с ней непременно обменивались рождественскими открытками. И если мои послания отличались игривостью, то её поздравления дышали святостью. Говоря «берёт курс на меня», я имею в виду, что они под предводительством Элис атакуют меня сзади, поэтому им нужно сначала пройти мимо меня и лишь потом развернуться ко мне лицом. Забавно, но они это делают в унисон.
— Мистер Нат, сэр, — церемонно обращается ко мне Элис. Чаще я для неё «лорд Нат», но в тот вечер она понизила меня в звании до простого рыцаря. — Этот хорошо воспитанный юный красавец желает поговорить с вами наедине. Но он боится потревожить вас в минуту вашей славы. Его зовут Эд. Эд, поздоровайтесь с Натом.
В моей памяти Эд так и остался: стоящий в паре шагов позади неё долговязый, под метр девяносто, очкастый парень, от которого веет одиночеством, а на губах играет смущённая полуулыбка. Запомнилось двойное освещение: оранжевая полоска из бара придаёт ему небесное сияние, а подсвечивающие снизу фонари бассейна ещё больше удлиняют его силуэт.
Он делает шаг вперёд и становится реальным. Два больших неуклюжих шага — левой, правой, стоп. Элис отбывает. В ожидании слов я изображаю на лице терпеливую улыбку. Волосы тёмные, взъерошенные, ученически-внимательный взгляд больших карих глаз, какой-то неземной за счёт очков, и длинные, до колен белые шорты, в каких обычно ходят яхтсмены или сыновья бостонской аристократии. На вид лет двадцать пять, хотя этим вечным студентам запросто может быть и меньше, и больше.
— Сэр? — наконец обращается он ко мне, и не сказать чтобы с особым почтением.
— Нат, если не возражаете, — поправляю я его с улыбкой.
Вертит в голове. Нат. Обдумывает. Морщит клювообразный нос.
— А я Эд, — выдаёт он, повторяя для меня уже сказанное Элис. В Англии, куда я недавно вернулся, ни у кого нет фамилии.
— Привет, Эд, — весело подхватываю я. — Чем могу быть вам полезен?