Ее мысли, как это теперь часто случалось, перескочили на Сочи и отцовскую дачу. Ее дом в России. Безумие олимпийской стройки по большей части миновало, но вид на горы с юго-западной стороны дома изменился: на расстоянии можно было разглядеть дороги, прорезавшие лес, а зимой, когда выпадал снег, проявлялись горнолыжные трассы. Если бы отец дожил до этих дней, он пришел бы в ужас от такого зрелища. Но вид на восток не изменился, остался таким же пасторальным и первозданным, как в те времена, когда сюда на лето приезжал Сталин. И Елене казалось, что отец, несмотря на разочарование, приспособился бы. Возможно, приучился бы сидеть на террасе с восточной стороны дома, а не с западной и организовал бы свой день так, чтобы любоваться восходами, а не закатами. В Советском Союзе не выживали люди, не умевшие приспосабливаться. В постсоветской стране добивались процветания лишь те, кто обладал даром мимикрии, как хамелеон. Отец этим даром, несомненно, обладал. Но также он был человеком рациональным и дисциплинированным. В том числе поэтому Елена одновременно уважала его и любила.

И он был русским, а значит, никакие заграничные силы не могли его покорить. Единственное в жизни поражение отцу нанесла его русская жена.

Она прочитала послание из Вашингтона дважды, чтобы убедиться, что поняла все правильно. Потом в третий раз.

Ситуация складывалась недвусмысленная. Елену отзывают, ее миссия завершена. В ЦРУ согласны: «Казаки» догадались, что она переметнулась.

Внутри бушевали эмоции — нечто, совершенно Елене не свойственное. Среди них было (признание в этом далось ей болезненно — ей нравилось верить, что она выше какого-то заурядного страха) чувство облегчения, поскольку она являла собой доказательство того, насколько жесток Виктор со своими врагами. Она знала, какая тень над ней нависла. А еще ее угнетало чувство стыда, потому что она оказалась неудачницей. Она подвела своего работодателя, но что важнее — подвела отца. Ведь все это она делала, чтобы поиметь Виктора.

Волны других, путаных и бессвязных эмоций накатывали на нее одна за другой, и каждая начиналась и заканчивалась туманной дымкой, в которой терялось будущее.

Ей приказывали хватать бортпроводницу и валить. А она рискует свалить в пропасть их обеих.

Она пойдет напролом. Включит пожарную сигнализацию, как и планировала: Елена заподозрила, что Боуден раздобыла пистолет, а словить пулю на пороге номера ей не хотелось. Но дальше все пойдет совершенно иначе.

Значит, так тому и быть.

Забавно, что она только-только вспоминала о любимом Сочи. У Елены больно кольнуло в сердце, когда она осознала, что больше никогда не увидит Россию.