– Ты не ответила на мой вопрос.

– Нам телефон нужен больше, чем ей.

– Мама, воровать – это грех.

– Наименьший из наших грехов. Подсаживайся ко мне. У меня свежие новости.

– Какие? – Он остается стоять, скрестив руки на груди.

– Билли дала о себе знать. Она жива.

– А она умирала? – невозмутимо уточняет Майлс. Однако сердце у него бешено колотится. Окровавленная рубашка. Молчание, недоговорки, уклончивые ответы – все это подобно волдырю у мамы на губах, готовому лопнуть. Она ему лгала.

– Я думала, что Билли нет в живых. Мне нужно было сказать тебе раньше. Выложить все начистоту. Я перепугалась до смерти, действовала не думая. Но с ней все в порядке, и мы уносим ноги отсюда.

– А что, если я не хочу никуда отсюда уезжать?

– Почему ты говоришь такие вещи?

– Мам, мы что, собираемся бегать вечно?

– Последний бросок, тигренок. Я понимаю, как это изнурительно. Но мы с Кел и Билли – у нас есть план. Извини, я понимаю, как это изнурительно для тебя.

Его это бесит. И пугает. Он ничего не говорит.

– Доверься мне, – продолжает мама. – В этот раз. Все, через что мы прошли, все, на что я тебя обрекла, все это было ради того, чтобы мы попали сюда. Мы так близки к цели, Майлс!

Удар ниже пояса – назвать его настоящим именем. Он подсаживается к матери. Чайки дерутся из-за корки пиццы, их пронзительные крики разрывают воздух.

– Я хочу, чтобы ты полностью верил мне. Ты сможешь?

Он кладет голову ей на плечо.

– Но только больше никакой лжи, мама.

– Я никогда тебе не врала.

– Тогда, значит, больше ни о чем не умалчивай.