Хорошо, что она отступила, он бы не смог к ней прикоснуться, даже если требовалось бы всего лишь ее подвинуть.

Игорь захлопнул за собой дверь и, достав пистолет, дулом показал на ее любимое кресло.

Радость из глаз пропала не сразу, сначала Вероника только удивилась, увидев пистолет. Она спокойно повернулась, вошла в комнату и послушно села в кресло, положив плюшевую собаку на колени.

– Говори, Вероника. – Он достал из кармана телефон и включил диктофон.

Он так и стоял перед ней, держа в одной руке телефон, а в другой пистолет.

Вероника молчала.

– Ты добавила яд в сок, который был у Лены в холодильнике? На тот случай, если художник не угостит ее вином? А потом долго не забирала отравленный сок, потому что в квартире горел свет, и ты боялась, что там кто-то находится?

Она молчала и смотрела мимо. Глядела спокойно и безнадежно.

– Ты отравила сок, когда Лена находилась у художника?

Вероника тронула шею и снова опустила руку на собаку.

– Не тяни время, – попросил Игорь. – Говори! С самого начала и поподробнее.

Она молчала, и тогда он, шагнув вперед, ткнул дулом ей в шею. Наверное, ей было больно, она дернула головой. Он убрал дуло и опять отступил на полшага. На шее проступило красное пятно.

– Я отравила вино, – вздохнув, негоромко сказала она. – Я убила Егора Осадова.

– И Лену, – подсказал Игорь.

– И Елену Сазонову, – кивнула Вероника. – Что еще рассказать? Задавай вопросы.

– Этого достаточно.

Игорь прокрутил аудиозапись. Голос Вероники был слышен хорошо. Он сунул телефон в карман.

– Я бы никогда этого не сделала, если бы твоя дочь была кому-то нужна. Если бы у нее был ребенок…

Хорошо, что она это сказала. Секунду назад Игорь ее не ненавидел, чувствовал только отвращение. Она казалась ему не человеком, не женщиной, которую еще помнили его руки, а манекеном, наполненным злобной жижей. И он делал то, что обязан был сделать.

Это было противно, хотелось поскорее с этим покончить и никогда больше ее не видеть.