– Почему не Эванс? – спросил он.
А затем тело его странным образом содрогнулось, глаза закрылись, челюсть свисла.
Он умер.
Глава 2 Кое-что об отцах
Глава 2
Кое-что об отцах
Бобби наклонился к нему, но места для сомнений не оставалось. Человек этот был мертв. Пришел в последний миг в сознание, задал неожиданный вопрос, а потом умер.
С легким смущением Бобби запустил руку в карман мертвеца, достал из него шелковый платок и почтительно прикрыл им мертвое лицо. Ничего большего для покойника он сделать не мог.
И тут же заметил, что при этом выронил из кармана кое-что еще – фотоснимок, и, возвращая его на место, увидел запечатленное на нем лицо, странным образом немедленно врезавшееся в его память. Красивое лицо с широко посаженными глазами. Лицо женщины уже не юной, но еще не тридцатилетней, причем красота этой особы обладала какой-то властностью, которая – а не сама по себе красота – приковала к себе воображение молодого человека. «Такую сложно забыть», – подумал он.
Аккуратно и почтительно он вернул фотографию на прежнее место и уселся ждать возвращения доктора.
Время тянулось очень медленно – так, во всяком случае, казалось ему. Кроме того, он вдруг вспомнил о том, что обещал отцу играть на органе во время вечерней службы, начинавшейся в шесть часов, а теперь до шести оставалось десять минут. Естественно, потом отец поймет обстоятельства, но тем не менее следовало послать ему весточку с доктором. Преподобный Томас Джонс обладал чрезвычайно нервическим темпераментом. По складу своему он был излишне склонен раздражаться из-за пустяков, и, когда начинал волноваться, пищеварительный аппарат его приходил в крайнее возмущение, заставляя своего обладателя претерпевать мучительную боль. Бобби, считавший своего отца ничтожным и жалким старым ослом, все же чрезвычайно любил его.
Преподобный Томас, со своей стороны, считавший своего четвертого сына удивительно ничтожным и жалким юным ослом, все еще пытался произвести благодетельное воздействие на молодого человека.
«Бедный папашка, – размышлял Бобби, – должно быть, уже закипает, не зная, начинать ему службу или нет. И заведет себя до такой степени, что у него снова начнет болеть желудок, а потом не сумеет поужинать. Ему не хватит ума понять, что я не стал бы подводить отца, если бы такой ситуации можно было избежать… Впрочем, какая разница? Подобная мысль даже не придет ему в голову. Когда человек переваливает за пятьдесят, он теряет всякие остатки разума, начинает терзать себя из-за пустяков, которым цена полтора пенни. Наверное, стариков просто неправильно воспитывали, и теперь они не могут вести себя иначе. Бедный старый папочка, ума-то у него как у цыпленка!»