В это время зазвонил телефон. Штирлиц заметил, как Мюллер вздрогнул.
— Простите, группенфюрер, — сказал он и снял трубку: — Штирлиц...
И он услыхал в трубке голос Кэт.
— Это я, — сказала она. — Я...
— Да! — ответил Штирлиц. — Слушаю вас, партайгеноссе. Где вас ждать?
— Это я, — повторила Кэт.
— Как лучше подъехать? — снова помогая ей, сказал Штирлиц, указывая Мюллеру пальцем на диктофон — мол, Борман.
— Я в метро... Я в полиции...
— Как? Понимаю. Слушаю вас. Куда мне подъехать?
— Я зашла позвонить в метро...
— Где это?
Он выслушал адрес, который назвала Кэт, потом еще раз повторил: «Да, партайгеноссе» — и положил трубку. Времени для раздумья не было. Если его телефон продолжали слушать, то данные Мюллер получит лишь под утро. Хотя, скорее всего, Мюллер снял прослушивание: он достаточно много сказал Штирлицу, чтобы опасаться его. Там видно будет, что предпринять дальше. Главное — вывезти Кэт. Он уже знает многое, остальное можно додумать. Теперь — Кэт.
Она осторожно опустила трубку и взяла свой берет, которым накрыла то место на столе, где под стеклом лежало ее фото. Шуцман по-прежнему не смотрел на нее. Она шла к двери, словно неживая, опасаясь окрика за спиной. Но люди из гестапо уведомили полицию, что хватать следует женщину молодую, двадцати пяти лет, с ребенком на руках. А тут была седая баба лет сорока, и детей у нее на руках не было, а то, что глаза похожи, — так сколько таких похожих глаз в мире?
— Может, вы подождете меня, группенфюрер?
— А Шольц побежит докладывать Гиммлеру, что я отсутствовал неизвестно где больше трех часов? В связи с чем этот звонок? Вы не говорили мне о том, что он должен звонить...
— Вы слышали — он просил срочно приехать...