Батлер понял, что его играют. Поэтому он сказал:

— Ну что ж, дело стоит того, чтобы за него подраться. Сводите меня с вашими боссами, продумаем, как поступать дальше.

— Вы слышали о моем боссе, — ответил Макграйр. — Это полковник Грейсон Мэрфи с Уолл-стрита, он замкнут на биржу, стоит несколько миллионов.

— Один Мэрфи мало чего даст, — сказал Батлер. — Он сильный парень, я понимаю, но один ничего не сделает в таком сложном предприятии, какое вы затеваете.

Через три дня Макграйр устроил встречу Батлера с коллегой Мэрфи — биржевым воротилой Робертом Кларком.

— Вы хотите точности, — сказал тот, — что ж, согласен. Я стою тридцать миллионов долларов, и я готов вложить пятнадцать в «Легион», с тем чтобы солдаты сделали то, в чем заинтересованы я и мои друзья.

— А в чем вы заинтересованы?

— В сильной руке, — ответил Кларк. — В том, чтобы в Белом доме сидел хозяин, а не хромоногая демократическая размазня.

— Вы убеждены, что Европа поддержит вас? — поинтересовался Батлер. — Не боитесь остаться в изоляции?

— Не боимся.

— А я боюсь.

— Словом, вы отказываетесь войти в наше дело?

И генерал ответил:

— До тех пор пока я не получу сведений, как прореагируют на ваши соображения в Европе, я воздержусь от участия в предприятии.

Макграйр был отправлен в Гавр. Там он встретился с лидерами французских фашистов; кагуляры с восторгом отнеслись к предложению «легионеров» о необходимости воцарения «сильной руки» в Белом доме.

Контакты с людьми Гитлера и Муссолини были столь же обнадеживающими.

Вернувшись из Европы, Макграйр посетил Батлера и сказал ему без обиняков:

— Америке необходима срочная перемена системы правления. Вы возглавите поход ветеранов на Вашингтон. Этим мы понудим Рузвельта отойти в сторону. Если он проявит благоразумие, мы оставим его на плаву — вроде итальянского короля при Муссолини. Если он не согласится сотрудничать с молодым движением американского фашизма, мы его сбросим. Лишь одна сила способна сломить коммунизм — это национальный фашизм.