— Да ни за что, просто не могу понять его. У него на службе произошла кража, а он, вместо того чтобы помочь, усложняет нам работу. Например, я назначаю ему встречу в своем кабинете, а он в это время едет к вам домой.

— Ведь я сказал вам, что у него есть ключ.

— Но без Инны Горановой что ему делать там? Вот об этом я и спрашиваю!

— Да, интересно, — насторожился Иванов. — А вы сами что думаете?

— В том-то и беда, что ничего не придумаешь.

— А он как объясняет это?

— Никак… — потупил взгляд Нестор. — Мертвые не говорят.

Иванов долгое время, словно не расслышав, рассматривал стоявшие напротив сосны. Потом медленно повернул голову к Нестору и своими голубыми глазами как бы ощупал его лицо.

— Тони мертв?

Крумов утвердительно кивнул.

— Когда он умер? От чего? — стал приходить в себя Иванов.

— Несколько дней назад от инсульта.

Постепенно Иванов овладел собой и долго рассказывал о Топалове как об очень добром и несчастном человеке. Хоккеист присоединял слово «несчастный» почти к любому имени, упоминавшемуся в его рассказе.

Взаимоотношения между Инной и Антоном характеризовались им как борьба между злом и добром. Иванов быстро и решительно сровнял Горанову с землей и в конце назвал ее германофилкой. Антон же был чуть ли не эталоном доброты и честности. Он принес копилку в дом Иванова и каждый раз опускал в нее по нескольку левов, чтобы тайно от этой хищницы сэкономить немного денег, поскольку она, мол, все отбирала у него. Хоккеист с таким умилением рассказывал обо всем, что Крумов нисколько не удивился бы, если бы в его глазах появились слезы.

— Представляете, мы были приятелями, а теперь он… Иногда я заставлял его взять деньги из копилки на какую-нибудь покупку. В сущности, он мог и в этот раз прийти для этого.

— Вы знаете, сколько левов было в копилке, чтобы можно было проверить, брал ли он деньги или нет?

— Нет, как я могу знать! Никогда не обращал серьезного внимания на это, тем более не проверял, есть ли там деньги и сколько, — с сожалением ответил Иванов.

Затем он снова отвлекся и принялся говорить о психических перегрузках и нервном истощении хоккеистов, чем опять вызвал у Нестора досаду. После перешел к Инне Горановой, словно Топалов без нее не существовал, спросил, когда состоялись похороны, разозлился, что не знал об этом, и наконец умолк.

Нестор поднялся со скамейки и направился к машине. Иванов сопровождал его и, прощаясь, положил руку на капот стоявшей рядом машины «БМВ», погладил ее и сказал:

— А это — моя.