Для разбора его заявлений и ходатайств американским судебно-правовым органам пришлось на протяжении 11 лет пользоваться услугами 14 частных поверенных, гонорар которых составил 734 тысячи долларов. Будь хотя бы ничтожная доля этой суммы своевременно потрачена на образование Чесмэна, она, несомненно, сделала бы его полезным членом общества. Способности у него были. За время пребывания в Сан-Квентине он изучил три иностранных языка и написал четыре автобиографических романа, первый из которых, «Камера смертника 2455», получил признание во всем мире и обладает бесспорными литературными достоинствами.

Однако в конечном счете все усилия Чесмэна добиться отмены несправедливого приговора оказались тщетными. Хотя срок казни откладывался восемь раз, в пересмотре судебного решения суда снова и снова отказывали.

Незадолго до назначения срока казни в девятый раз «Нью-Йорк тайме» в передовой статье сделала знаменательное заявление: «…мы при всех обстоятельствах убьем его, не потому, что это имеет какой-нибудь смысл и может послужить к исправлению или устрашению других чесмэнов, но лишь потому, что нашему обществу не хватает воображения, чтобы найти иной путь».

9 часов 50 минут 2 мая 1960 года. Телефон в преддверии газовой камеры все еще молчит. Директор тюрьмы Диксон, уснувший над детективным романом, разбужен вошедшим врачом. Позевывая, Диксон смотрит на стенные часы и говорит Чесмэну:

- Итак, приготовьтесь!

Чесмэн отрывает взгляд от телефона, на который с таким отчаянием смотрел всю ночь. Сквозь большое окно в стене он видит, что в помещении, где находится водолазный колокол, полно народу. 59 репортеров пришли поглядеть, как он будет умирать. При погребении Рузвельта их было только 45 - он вспоминает, что читал об этом в газетах. Сейчас они теснятся у барьера, лишь на длину руки отстоящего от пуленепробиваемой стеклянной стены газовой камеры. Палач, скрытый занавеской, ждет сигнала. Имя его известно только директору тюрьмы. Он получает 100 долларов за то, что по взмаху руки директора нажимает на рычаг, после чего пять шариков цианистого калия падают в установленный под стулом осужденного сосуд с серной кислотой.

Ровно в десять часов двое подручных палача вводят Чесмэна в газовую камеру и прикрепляют к стулу. На грудь ему привязывают стетоскоп, концы которого через стену выведены наружу, чтобы врач мог следить за сердечной деятельностью осужденного.

10 часов 03 минуты. Стальная дверь толщиной 20 сантиметров, ведущая в газовую камеру, запирается и опечатывается. Директор тюрьмы глядит на часы и поднимает правую руку.