– А почему он читал монолог, а не “Черную ночь”?

Хороший вопрос. В этот момент у меня зазвонил телефон. Говорил Марти Коннорс, заправщик.

– Я его нашел, – произнес его голос в динамике.

– Кого его? – спросил я.

– Того типа, который вел свое расследование после убийств. Только что увидел его фото в сегодняшней “Орфеа кроникл”. Он будет играть в спектакле. Его зовут Мита Островски.

* * *

В Большом театре после недолгого разброда и пары истерик Кирка Харви на сцену поднялись Джерри и Дакота Райс: пришла их очередь прослушиваться.

Харви смерил взглядом Джерри и ледяным тоном отчеканил:

– Как тебя зовут и откуда ты?

– Джерри Райс, из Нью-Йорка. Нас судья Куперстайн…

– Ты приехал из Нью-Йорка, чтобы сыграть в спектакле? – перебил его Харви.

– Мне нужно побыть с дочерью, Дакотой, пережить вместе какой-то новый опыт.

– Зачем?

– Затем, что, по-моему, я ее теряю и хотел бы обрести снова.

Повисла пауза. Харви еще раз оглядел стоявшего перед ним мужчину и вынес решение:

– Мне это нравится. Папа принят. Посмотрим, чего стоит дочь. Выйди, пожалуйста, на свет.

Дакота послушно встала в круг света. Харви внезапно пробила дрожь: от нее исходила невероятная сила. Она бросила на него такой тяжелый взгляд, что он невольно отвел глаза. Харви взял со стола листок с записью сцены и поднялся, чтобы дать его Дакоте, но та отказалась:

– Не надо, я эту сцену слышу добрых три часа, уже выучила.

Она закрыла глаза и с минуту постояла молча. Остальные претенденты глядели на нее из зала, затаив дыхание, поддавшись исходившему от нее магнетизму. Харви, тоже во власти ее чар, не произносил ни звука.

Дакота открыла глаза и прочитала нараспев: