– Например, отправьте меня в отдел административных правонарушений, – подсказал я.
– На кабинетную работу? – Майор не верил своим ушам.
– Я больше не хочу быть оперативником.
– Но, Дерек, ты один из лучших копов, каких я знаю! Не ломай себе карьеру под горячую руку.
– Карьеру? – взвился я. – Да какую еще карьеру, майор?
– Слушай, Дерек, – сочувственно сказал майор, – я понимаю, что ты в себя прийти не можешь. Почему бы тебе не сходить к психологу? Или не взять отпуск на несколько недель?
– Я не могу больше сидеть в отпуске, майор, у меня перед глазами все время крутятся одни и те же картины.
– Дерек, я не могу тебя перевести в административный отдел, это же черт знает что.
С минуту мы с майором смотрели друг на друга, потом я сказал:
– Вы правы, майор. Забудьте мое заявление о переводе.
– А, Дерек, вот так-то лучше!
– Я ухожу из полиции.
– Ну нет, только не это! Слушай, ладно, пусть будет административный отдел. Но на время. Потом вернешься в уголовку.
Майор думал, что я через несколько недель заскучаю, передумаю и попрошусь обратно.
Когда я выходил из кабинета, он спросил:
– Как там Джесси?
– Не хочет никого видеть, майор.
Джесси сидел дома и разбирал вещи Наташи.
Раньше он и представить себе не мог, что проживет без нее хотя бы день. И теперь, оказавшись перед бездонной пустотой, не в силах ее заполнить, он то принимался выбрасывать все подряд, то, наоборот, собирал любые мелочи. Какая-то часть его “я” хотела поскорей перевернуть страницу, все выкинуть, все забыть; в такие минуты он лихорадочно швырял в коробки любые связанные с ней предметы и готовился вынести их на помойку. Но стоило на миг остановиться, присмотреться к какой-то вещичке, как все рушилось, и наступал этап собирательства: вот фотография, ручка без чернил, старая бумажка. Он брал предмет в руки и долго смотрел на него. Говорил себе, что все выбрасывать, наверно, незачем, надо оставить что-то на память о счастливых годах, и откладывал вещичку на стол. Потом начинал вынимать из коробки все, что туда отправил. “Это ведь ты тоже не будешь выбрасывать? – разговаривал он сам с собой. – И это тоже? О нет, ты же не расстанешься с этой чашкой, мы ее купили в МоМА, она из нее пила чай”. В итоге Джесси извлекал из коробок все. И гостиная, еще пару минут назад очищенная от всех вещей, превращалась в подобие музея Наташи. Бабушка с дедушкой, сидя на диване, глядели на него со слезами на глазах и бормотали про себя: “Какое говно…”