Когда я оторвалась от его потрясающе мягких губ, меня охватил ужас. Я нарушила единственное правило, которое придумала сама: не иметь того, что нельзя оставить в прошлом.

Двадцать два

Двадцать два

В понедельник утром мы с Джейсоном стояли в коридоре. По тому, как он неожиданно напрягся и ударил рукой по шкафчику, я поняла, что Сойер в школе.

Сойер замер, увидев нас, но расправил плечи и подошел ближе. На нем были светлые бриджи и потертая синяя футболка, которая явно была ему мала. Его аккуратно уложенные волосы были взъерошены, из-за чего он выглядел моложе. Синяк на пол-лица придавал его виду уязвимость, почти хрупкость. И его глаза больше не были холодными. Они были наполнены сожалением, стыдом и чувством вины.

– Мне жаль, – признался он, подойдя ближе.

Джейсон скрестил руки.

– Я не могу… Я не хочу делать это прямо сейчас, Сойер.

У Сойера поникли плечи.

– Я виноват, ясно? Я не знаю, что еще сказать. Я был пьян, вел себя ужасно и ничего не соображал. Я не хотел.

– Ты почти ударил ее, – прорычал Джейсон. Он сделал глубокий вдох и повернулся ко мне. – Пойдем.

Сойер хотел схватить меня за руку, но остановился.

– Прости меня, Слоан. Я не знаю, что на меня нашло. Я бы ни за что не причинил тебе вреда.

Я вспомнила тот поцелуй в кафе сразу после того, как Джейсон сказал ему, что он меня не интересовал. Его отношение ко мне, как к утешительному призу. Пугающее ощущение его пальцев на моей руке и жаркое дыхание на шее.

– Не верю, Сойер. Нет – значит нет. Довольно просто, но ты ничего не понял.

Сойер опустил голову, и мы ушли прочь.

Когда мы остановились у шкафчика Джейсона, он выдохнул.

– Даже не знаю, что и думать. Сойер всегда любил выпить. Но мы дружили с восьмого класса. Он действительно думает, что я специально уводил каждую девушку, которая ему нравилась?

– Не знаю.

Джейсон уставился на свои ботинки.