У меня кружится голова, пока я пытаюсь разобраться в произошедшем. Наконец все встает на свои места. Я понимаю, почему Диксон сказал, что он «быстро вошел в курс дела» с Розетти. Почему его глаза были похожи на глаза Марка. Почему он сказал, что диктофон выключился после моего падения, но до того, как он сообщил мне, что Марк мертв. Почему он так быстро назвал мои действия самозащитой. Почему он не пришел на заседание суда, когда я давала показания: чтобы не видеть всю свою семью. Почему он сказал, что я окажу ему услугу, если не буду говорить о том, что произошло той ночью. Почему никто не спросил меня о смерти Марка, когда я давала показания. Все это время я считала Диксона небрежным молодым агентом, но на самом деле он обхитрил нас всех.

Прости, что так долго скрывал правду о том, что я жив. Я хотел, чтобы ты могла дать полные показания, не соврав ради меня. Я не хотел ставить тебя в такое положение. Но теперь, когда ты дала показания, я должен был связаться с тобой в последний раз, чтобы рассказать правду. Я пообещал, что не буду больше лгать. И мне хотелось отдать тебе твою долю денег. Я отложил их для нас обоих, ради нашего будущего, поэтому эти деньги твои. И часть из них по праву принадлежит Джейсону.

Я моргаю, прочитав последнюю строчку.

Когда мы стали планировать нашу жизнь в роли Марка и Слоан Салливан – когда я узнал, что мы исчезнем навсегда – я отправил Скотту Томасу анонимное письмо. Я не рад тому, что кто-то другой взял вину за мою ошибку, но, как я уже говорил, мне хотелось защитить тебя. Я позволил оклеветать Скотта, чтобы остаться с тобой. Не подумай, что я не виню себя за это. В том письме я сообщил, что был знакомым семьи Розетти и хотел помочь ему любым способом. Я дал ему обратный адрес почты (разумеется, неотслеживаемый) и стал ждать. Я не знал, станет ли он отвечать на анонимное письмо, но он ответил. Там был указан адрес и единственное предложение: «Позаботься о моей семье». Вот почему мы уехали в Северную Каролину.