– Нет, сейчас я хочу рассказать! Я почувствовала, что пожалею, если промолчу на этот раз. Все благодаря вам. Если б вы той осенью рассказали журналистам всю правду, бесчувственные СМИ ополчились бы на меня, начали преследовать и осуждать – и я наверняка покончила бы с собой! В конце концов, это было последнее желание моей матери…

В этот момент я все понял. Я наконец осознал истинные причины поведения Митараи. Если бы правда вышла наружу, то Леона не смогла бы жить спокойно. Сегодня она была обычной девушкой, а не мировой знаменитостью. Митараи скрыл правду от Тангэ и Татэмацу, чтобы защитить девушку от преследований возмущенной общественности.

– Очевидно, вы знали, кто преступник, – предположил Митараи.

Леона кивнула.

– Да, я узнала это на прошлой неделе. Мне в руки попал дневник, который вела моя мать. Директор больницы Фудзидана хранил его для меня, но на прошлой неделе он скончался. В его предсмертной записке содержалось поручение передать мне надежно запечатанный конверт. И я прочла обо всем. Я была потрясена! Узнав, что моя собственная мать хотела убить меня, потому что в моих жилах течет кровь моего психопата-отца, я поняла, что не смогу дальше жить. Самоубийство казалось мне единственным выходом… Но я всего лишь слабая женщина, мысль о самоубийстве пугала меня. Я боюсь смерти! От мыслей о том, что мне все же придется умереть, у меня началась жуткая депрессия. Несколько дней я не могла подняться с постели. Казалось, я осталась совсем одна в кромешной тьме – совсем как в том ужасном, заполненном пугающими вещами подвале, который я видела сегодня… Но ваши героические действия помогли мне наконец встать на ноги. Оставшись совсем одна, я проклинала свой дом, свою семью и родную страну; собиралась уехать в Соединенные Штаты, где обрекла бы себя на еще большее одиночество. Именно ощущение общности с такими людьми, как вы, помогло мне выбраться из непроглядной тьмы одиночества!

Сидящему рядом Митараи явно было не по себе. Мой друг молчал, но, зная его много лет, я мог представить, что он сейчас чувствует.

– Отношение людей к идее наследственности – крайне увлекательная штука! – Тон Митараи выдавал осторожность, с которой он говорил. – Я написал несколько работ на эту тему. Например, в послереволюционной России отвергалась и высмеивалась идея о том, что выведение сельскохозяйственных культур может происходить лишь медленно и постепенно – ее объявили удобным аргументом капиталистов, пообещав совершить революцию в генетике. Человек по фамилии Лысенко[104] не был великим ученым, но обладал даром убеждения. Его идеи пришлись по вкусу Сталину, который поставил его во главе советской сельскохозяйственной академии. С этого момента прогресс в советской генетике остановился, а один ученый, Вавилов, и вовсе был убит[105]. Подобное происходило и при нацистском режиме в Германии. В то время существовало множество теорий о расовом превосходстве. Европейцы, отдаленно похожие на горилл, были готовы признать азиатов, на их взгляд, имеющих сходство с шимпанзе, менее развитой расой, чем они сами.