– Значит, она пыталась?

– О да – в последний раз, насколько мне известно, когда распределялось наследство отца.

– Я этого не знал.

– Лисбет упомянула об этом только мимоходом. Она, естественно, не хотела из этого наследства ни эре. Считала эти деньги кровавыми. Однако сразу поняла, что с наследством что-то не так. Речь в общей сложности шла об имуществе на четыре миллиона крон. Туда входили хутор в Госсеберге, кое-какие ценные бумаги, обветшавшее промышленное помещение в Норртэлье и какой-то участок. Немало, очень даже немало. Но тем не менее…

– Зала должен был иметь гораздо больше.

– Да. Ведь Лисбет, как никто другой, знала, что он контролировал целую преступную империю. В этом контексте четыре миллиона представлялись сущей мелочью.

– Значит, вы полагаете, что она интересовалась, не унаследовала ли Камилла настоящую, основную часть?

– Думаю, именно это она и пыталась узнать. Сама мысль, что деньги отца продолжают причинять вред и после его смерти, мучила ее. Но она долго ничего не могла добиться.

– Должно быть, Камилла ловко поменяла имя и документы.

– Думаю, да.

– Вы полагаете, что она могла взять на себя бизнес отца по торговле людьми?

– Возможно, а может, и нет. Или же занялась чем-нибудь совершенно новым.

– Например?

Хольгер Пальмгрен закрыл глаза и сделал большой глоток коньяка.

– Этого, Микаэль, я, разумеется, не знаю. Но когда ты рассказывал о Франсе Бальдере, у меня, вообще-то, возникла одна мысль. Ты имеешь представление о том, почему Лисбет так хорошо разбирается в компьютерах? Тебе известно, с чего все началось?

– Нет.

– Тогда я тебе расскажу. Меня занимает, не там ли находится ключ к твоей истории…

Вернувшись с террасы и увидев Августа застывшим за кухонным столом в судорожной, неестественной позе, Лисбет сообразила, что мальчик напоминает ей саму себя в детстве. Именно так она чувствовала себя на Лундагатан до тех самых пор, пока однажды не поняла, что вынуждена слишком рано повзрослеть и отомстить отцу. Намного легче ей от этого не стало – ребенок не должен нести такое бремя. Однако это явилось началом настоящей и достойной жизни. Нельзя позволять никакой долбаной твари безнаказанно делать то, что совершил Залаченко или убийца Франса Бальдера. Никому из таких злодеев нельзя давать спуску. Поэтому она подошла к Августу и торжественно, словно важный приказ, произнесла:

– Сейчас ты пойдешь спать. А когда проснешься, ты должен нарисовать рисунок, который прибьет убийцу твоего папы. Уловил?