– Насколько это возможно, – ответил я.
– Я не про суд. Я имею в виду…
– …как все пройдет с Эммой, знаю, – закончил я за нее.
Элисон уже не в первый раз заводила разговор о том, каким образом нам вернут заложницу. Мы с ней давно пришли к выводу, что в случае с Сэмом все прошло относительно просто. Они отдали нам сына, потому что у них оставалась наша дочь и они по-прежнему могли требовать от меня чего угодно.
Теперь все было иначе. Совсем иначе. Огласив вердикт, я им больше буду не нужен. Эмма тоже. Она станет балластом, свидетелем, который может дать показания, если их когда-нибудь поймают. Это означало, что мне нельзя будет выносить приговор до тех пор, пока я не увижу дочь живой и здоровой. Этот вопрос мы с женой обсуждали не раз, и я подумал, что она решила опять к нему вернуться.
Но вместо этого Элисон сказала:
– Понимаешь, у нас будет всего одна попытка.
– Понимаю.
Она повернулась ко мне и посмотрела взглядом, для описания которого я не могу найти слов. Такой убийственно серьезной я ее в своей жизни еще не видел.
– Эти люди не отдадут нам ее просто так. Нам придется отнять у них Эмму. Мы должны быть готовы на что угодно, лишь бы ее вернуть.
Я ничего не ответил, а только уставился в окно, где сентябрьская гроза обрушивала свою ярость на поверхность реки Йорк, взбивая ее в белую пену.
– На что угодно, – в последний раз повторила Элисон.
В ту ночь я проспал беспокойным сном всего пару часов. Ближе к четырем меня разбудил мочевой пузырь. А когда я вернулся из туалета, сердце уже стучало так, будто в груди до сих пор бушевала гроза.
Еще пятнадцать минут я пытался убедить себя, что могу снова уснуть, а потом сдался и спустился вниз, чтобы сварить себе кофе.
Пока солнце неумолимо подкрадывалось к горизонту на востоке, я уселся на террасе позади дома. Я думал о разговоре с Элисон, о том, как она смотрела на меня этим жестким взглядом. Я, конечно, и без того знал, что нам нужно было делать. Но было неясно, каким образом это осуществить.
Не знаю, как в других судах, но у нас в Восточном окружном суде в Вирджинии процедура вынесения приговора – по крайней мере, по таким громким делам, как это, – не сильно изменилась со времен Уолтера Э. Хофмана. Судья подписывает печатную копию судебного решения, вручает ее секретарю, а тот передает документ ответственному клерку.
После этого вновь вступает в свои права двадцать первый век: клерк сканирует документ, вносит его в электронную базу данных, отправляет копии представителям сторон по электронной почте, журналисты скачивают PDF и так далее.