«Обманщик Хаменди мертв. Скоро так будет со всеми торговцами, ибо повсюду нас стали предавать, как вы это видели сегодня своими глазами. Везде они подкуплены Израилем и Великим Сатаной Америкой, чтобы продавать нам негодное оружие. Везде и всюду. Свяжитесь повсюду с нашими братьями и передайте им то, что я вам сообщил, и то, чему вы были свидетелями сегодня. С этого дня нельзя доверять никакому оружию. Писал тайный друг, который знает».

«Обманщик Хаменди мертв. Скоро так будет со всеми торговцами, ибо повсюду нас стали предавать, как вы это видели сегодня своими глазами. Везде они подкуплены Израилем и Великим Сатаной Америкой, чтобы продавать нам негодное оружие. Везде и всюду. Свяжитесь повсюду с нашими братьями и передайте им то, что я вам сообщил, и то, чему вы были свидетелями сегодня. С этого дня нельзя доверять никакому оружию. Писал тайный друг, который знает».

Ощущая боль во всем теле, словно у него открылись раны, нанесенные ему на мексиканском острове, Эван поднялся на ноги и побежал так быстро, как только мог, назад, в гневную, вопящую толпу, к дверям пакгауза. Истерически взывая к Аллаху по поводу смерти брата, он простерся ниц перед маленькой группкой лидеров, к которой теперь присоединились предводители из долины Бекаа в Ливане. Когда к нему протянулись руки, чтобы утешить, он сунул в них записку, затем неожиданно вскочил на ноги, выбежал, причитая, из дверей пакгауза и затерялся в толпе, теперь уже стенающей и коленопреклоненно оплакивающей валяющиеся повсюду изуродованные трупы. И тут он услышал звуки, повергшие его в панику. Это были низкие корабельные гудки — сигналы к отплытию. Он ринулся сквозь рыдающую толпу в отдаленный конец пирса, где увидел Калехлу и Ахмета, стоящих у трапа и что-то кричащих людям на палубе.

— Где тебя черти носили? — в ярости закричала Рашад.

— Они проделают обратный путь лежа! — выкрикнул Кендрик, в то время как Ахмет втолкнул их обоих на трап, который по его сигналу стал подыматься.

— Хаменди? — спросила Калехла.

— И Гринелл…

— Гринелл? — воскликнула агент из Каира, когда они все трое, пошатываясь, поднимались по трапу.

— Ну и умник же вы, конгрессмен, — прорычал молодой султан Омана, втаскивая их на палубу корабля, уже отчаливающего от пирса. — Еще тридцать секунд, и вы остались бы на берегу. В любую минуту толпа могла обернуться против нас, а я не стал бы рисковать жизнью всех этих людей!

— Боже, вы действительно повзрослели.

— Все мы делаем, что нам положено, когда приходит наш черед… Так что же там с Хаменди и этим, как там его?