Она села на ступеньки и заплакала. В эти дни она плакала больше, чем за последние несколько лет. То ли из-за того, что она оказалась вовлечена в странную и жуткую пляску со смертью, то ли из-за того, что в ее жизни появилось то, что она боялась потерять. Она ни на секунду не жалела, что все это произошло с ней, хоть сейчас от этого не было легче.

– Почему вы плачете? – раздался тихий голосок за спиной.

Лана резко обернулась и прижалась к стене. Сердце подскочило и заухало в бешеном ритме в висках.

Смуглый мальчик лет восьми с длинными, черными как смоль волосами смотрел на нее. Он нисколько не смущался: его большие карие глаза светились интересом и сочувствием, немного странным для восьмилетнего мальчугана.

Лана невольно улыбнулась.

– Мне просто немножко грустно. Но, кажется, все прошло.

Мальчик с деловым видом кивнул.

– Это хорошо. Моя мама говорит, что, если часто плакать, можно ослепнуть. – И продолжил заговорщицким тоном: – Но я в это не верю.

Лана рассмеялась:

– Твоя мама очень умная.

Мальчик, видя, что его слушают, продолжил:

– А еще мама говорит, что плакать не надо, потому что слезки не помогают.

– Ты слушаешь маму? Не плачешь?

Мальчик кивнул, но его пухлые щеки тут же густо покраснели.

Лана почувствовала, что слезы и в самом деле отступили.

– Паша, ты где? – раздался голос из-за двери пятнадцатой квартиры.

– Я уже тут, мам!

– В подъезде?

Из-за двери появилась женщина – миловидная худенькая брюнетка, при взгляде на которую можно было сразу сказать, что она – мать Паши: те же губы, тот же нос, даже блеск карих глаз был точно таким же.

– Здравствуйте, – проговорила Лана, смахивая рукавом слезы.