— Мне многое нравится. Мистер Кавендиш реагирует на музыку в зависимости от настроения и степени опьянения. Либо его тошнит, либо он смеется. Но далеко не мелодичным смехом.
Я встал из-за стола, взял трубку и подошёл к окну, глядя в никуда. В офисе в здании через улицу секретарша в клетчатой блузке и наушниках от диктофона склонилась над пишущей машинкой и что-то выстукивала. Я несколько раз встречался с ней на улице. Милое личико, застенчивая улыбка; из тех девушек, что живут с матерью и готовят мясной рулет на воскресный обед. Это город одиноких.
— Когда Вы в последний раз видели мистера Питерсона? — спросил я, всё ещё наблюдая за работой мисс Ремингтон. За моей спиной царила тишина, и я обернулся. Очевидно, миссис Кавендиш не собиралась обращаться к кому бы то ни было со спины.
— Не обращайте на внимания, — сказал я. — Я часто стою у этого окна, созерцая мир и его обычаи.
Я вернулся на место и снова сел. Положил трубку в пепельницу, сложил руки вместе и подпёр подбородок костяшками пальцев, чтобы показать ей, насколько я могу быть внимательным. Она решила принять эту искреннюю демонстрацию моей полной и непоколебимой сосредоточенности.
— Я говорила Вам, когда видела его в последний раз — около месяца назад.
— Где это было?
— В «Кауилье», так уж получилось. В воскресенье. Мой муж был занят особенно напряженным чуккером. Это…
— Раунд в поло. Да, я знаю.
Она наклонилась вперед и оставила несколько хлопьев сигаретного пепла рядом с чашечкой моей трубки. По столу пробежал слабый аромат её духов. Она пахла как «шанель № 5», но для меня все духи пахнут как «шанель № 5», или так было до тех пор.
— Мистер Питерсон никак не показывал, что собирается удрать? — спросил я.
— Удрать? Странное слово.
— Менее драматичное, чем
Она улыбнулась и сухо кивнула, соглашаясь.
— Он вёл себя как обычно, — сказала она. — Немного более рассеянный, возможно, немного более нервный, хотя, возможно, это теперь так кажется.
Мне нравилось, как она рассказывает; это заставляло меня задуматься об увитых плющом стенах почтенных колледжей и сведениях о трастовых фондах, записанных на пергаменте медным пером.
— Он, конечно, не подавал никаких явных признаков того, что собирается, — она снова улыбнулась, — сбежать.
Я немного подумал и дал ей понять, что думаю.
— Скажите, — спросил я, — когда Вы поняли, что он исчез? Я имею в виду, когда Вы решили, что он… — теперь настала моя очередь улыбнуться, — исчез?