Светлый фон

Они прощались ненадолго, но казалось — навсегда. Джима и Лизы всегда было мало, каждый проведенный совместно день — мгновение. Грейс обнимала Джима и Лизу по очереди, обещала быть осторожнее, а если вдруг Джексон напишет вновь — дать им знать. Джим смотрел на нее так, словно секрет застрял в его горле, но не проговорился. Он всегда сдерживает обещание. И Грейс обещала сдержать свое.

Грейс дышала летним цветущим Ластвиллем и вспоминала все, что произошло с ней за десять лет. С каждый воспоминанием казалось, что это — всего лишь длинный сон. А если это сон, то и жить вне сна можно без воспоминаний.

Грейс обнимала Осборна и провожала взглядом убегающий поезд. Люди менялись, но они — оставались прежними. Они — те же студенты, вечные ученики, но выросшие, что-то осознавшие, но не до конца.

Сладкий ветер гладил ее по лицу. Грейс закрыла глаза и почувствовала, что Ластвилль снова зовет. Они с Осборном, может, зайдут в любимую булочную на площади. Фред сядет поодаль, даст им возможность побыть вдвоем. Они выйдут и прогуляются по музею или зайдут проведать Кристофера. Грейс встанет на площади, протянет руки и почувствует, как время протекает по пальцам. Время летит, но она — все еще здесь. И, может, всегда будет.

Может, и все следующие годы она тоже справит здесь, в городе потерянных надежд, подарившем ей единственную.

Может, вся жизнь — это попытка оправдаться. Поиск и ошибки, которые так долго зудят.

Она не одна, и не только ей не понятен мир. Все они в одной лодке, под названием жизнь, плывут к обрыву, не зная, всплывут ли после падения. Но когда Осборн обнимал ее, когда Джим и Лиза звонили по видео связи, когда друзья улыбались ей и поддерживали, когда студенты слушали ее выступление и записывали ее слова в тетради, Грейс понимала, что даже с призраком Джексона она сможет справиться. Призраки в прошлом, а она — все-таки в настоящем.

Пусть они остаются людьми, пусть они духовно далеки друг от друга, но одиночки и создают семью. Новую семью, в которой будет место только жизни.

Отрицать смерть и прославлять жизнь. Падать и подниматься. Учиться жизни всю жизнь, в одиночестве, но одиночестве всеобщем, уже не таком пугающем и сыром. Искать свою правду до конца, даже если ее и не найти.

Пусть таков будет их бунт.

Отныне и вовек.